– Не знаю, смертны ли ангелы, – честно ответил я.
Над далеким лесом, за полем, ползли пушистые облака, которым было плевать на то, что происходит под ними.
– Я надеюсь, что их жизнь не заканчивается… вот так. Надеюсь, что он искупил свою вину, и теперь его примут там, куда ему было не взлететь. Надеюсь… – Она запнулась, затем, отвернувшись, продолжила: – Я встречалась с ди Травинно. Он планирует убедить Риапано изменить права Братства, дать нам больше свободы, раз уж мы смогли так здорово им помочь. Но только после того, как эпидемия завершится.
– К этому моменту кардинал может быть уже мертв. Или все, кто прячется за стенами Риапано. По сути, то, что он хочет сделать, может никогда не произойти. Но Мириам бы была рада услышать подобную новость.
Она кивнула, соглашаясь.
– Его высокопреосвященство говорил что-нибудь о них? – поинтересовался я.
Колдунья снова посмотрела на пугало, висевшее на покосившемся шесте.
– Нет. Но меня поймал Роман, когда я уже собиралась уезжать. Сказал, что снова должен тебе. Этот цыган… его знания потрясают. Как и то, как легко он находит с демонами общий язык, заставляя их делать, что ему нужно.
На днях я заходил в контору «Фабьен Клеменз и сыновья», и неприметный клерк лишь вежливо улыбнулся мне, как старому клиенту, не подавая вида, что мы совсем недавно встречались при иных обстоятельствах.
– Он шепнул… кое-что. После того как те, кто не присоединился ни к армии Неба, ни к армии Люцифера, были сосланы на землю, их крылья сломали, чтобы они никогда не вернулись домой. Их наказание – охранять врата на востоке до Судного дня, не давая полчищам демонов прорваться в наш мир и вредить людям. Близкое соседство с адом порой меняет ангелов. Искажает настолько, что остальные убивают товарищей, коснувшихся мрака. Однажды такая тьма поглотила того, кого мы знали под именем Ивойя. Его пытались остановить, но он оказался силен и убил многих своих братьев. И пришел на наш материк. Существует легенда, что земные ангелы получат прощение после того, как состоится Судный день. Возможно, кузнец пытался его приблизить.
– Расцвет цивилизации, величие Империи, основание и укрепление Братства – все было лишь для того, чтобы рано или поздно открыть новые врата, которые уже бы не охраняли земные ангелы.
– И пока один из них, единственный, кто ушел от врат добровольно, чтобы помогать людям, ковал светлые кинжалы, Ивойя начал создавать темные. В первый раз его остановили только благодаря помощи Рудольфа, рассказавшего стражам, как это сделать.
– А Пугало?
– Роман не знает, откуда оно… он взялся.
Я кивнул, и она добавила:
– Думаю, его изменили врата. Этот ангел тоже сошел с ума. Почти стал темным, но его больной разум удерживала одна цель – найти и остановить Ивойю. Не знаю, кто его ранил – охранники врат или же темный кузнец, в тот раз, когда его пытались вернуть. Он столько столетий искал его, и не находил.
– Старая легенда времен зарождения христианства. Земные ангелы, уходя от места, которое им надлежит стеречь, не видят друг друга. Чтобы это случилось, требуется тот, кто покажет им.
– Поэтому наш ангел ждал такого, как ты. Он выбрал личину зловещего одушевленного, вполне возможно куда больше подходившую ему, чем истинный облик.
– Ну, Пугало было не лишено юмора, – заметил я с улыбкой. – И порой в нем прорывалось то, что было им прежним. Но почему я? Из тысяч людей?
Гертруда рассмеялась:
– Ты хочешь, чтобы я познала разум высшего существа? Которое к тому же не совсем в своем уме от тяжелого ранения и ста тысяч лет соседства с адскими вратами? Он знал. Просто отчего-то знал, что ты тот, кто ему нужен, и рано или поздно приведешь его к тому, кого он ищет.
Огородное пугало раскачивалось на ветру, тихо поскрипывало, глядя на меня мертвыми, совершенно незнакомыми глазами.
– Ты был нужен ему. Иначе бы он все так же веками блуждал по земле, словно слепой котенок.
– Будь здесь Проповедник, он бы здорово посмеялся над этой ситуацией.
Она хмыкнула.
После стольких лет вместе мне не хватало старого пеликана. Я даже не подозревал, насколько привязан к нему.
Проповедник спас нас всех. Думаю, его совесть наконец-то успокоилась. Он совершил нечто достойное и теперь небось донимает своим брюзжанием небеса.
