Человечек снял с пояса ключ, отпер окованную медью дверь в дальнем конце коридора. Мы вошли в круглую комнату, в которой сильно воняло козлятиной, а все стены, пол и потолок были обиты серыми, белыми, черными и коричневыми козьими шкурами.
– Правила знаете? – У Фабьена Клеменза глаза были желтыми, выпуклыми, с вертикальными зрачками, что дало повод Проповеднику перекреститься и чертыхнуться одновременно. – Тогда восьмой выход слева.
Он ушел, закрыв за собой дверь.
– Демон. – Даже Гертруда была впечатлена. – Вы знали, отец Март?
– Узнал пару недель назад, но пока не успел свыкнуться с этой мыслью.
– Фабьен можно сказать что перебежчик. Иногда он оказывает услуги Церкви. Все довольно сложно объяснить за пару минут. – Роман посмотрел на Рудольфа, дождался кивка. – Наберите в грудь воздуха и не дышите без моего приказа.
Мы сделали, как попросил цыган, и по комнате внезапно разлился лютый холод. Он обжег кожу, нос, уши. И мизинец, которого у меня больше не было, снова заболел. Я посмотрел на Гертруду, увидел иней на ее светлых бровях и ресницах, понял, что точно такой же у меня в бороде и усах. А затем все закончилось.
– Выходим.
Коридор на этот раз оказался длинным и заваленным какими-то ящиками, пахнущими грибами и сыром. Я насчитал по десять дверей с каждой стороны. Роман толкнул восьмую слева, и мы попали в зал, где за стойкой стоял все тот же клерк.
– Выход там. Часть ваших уже прибыла. Остальные появятся в ближайшие две минуты.
– Я остаюсь, – с сожалением сказал нам Роман. – Следует присмотреть за мастером Клемензом. Не хотелось бы, чтобы он нарушил обязательства и пригласил своих сыновей.
Клерк мрачно посмотрел на цыгана:
– Я не люблю импровизаций. Можете быть спокойны, инквизитор.
– Поверил бы тебе в любое время, но не после того, как ты провел Ивойю. Удачи, господа. Берегите себя.
Рудольф вышел первым, мы последовали за ним, чувствуя взгляд демона в образе маленького сутулого человека.
На улице нас ждали два десятка инквизиторов в серых рясах и шестеро монахов с красными веревками вместо поясов. Все вооружены, многие молились. Из дверей «Фабьен Клеменз» все время появлялись новые.
– Где? – коротко спросил отец Март.
Рудольф показал, что ему требуется время, чтобы понять это.
– Будет бойня, – сказала Псу Господнему Гертруда. – Вы это понимаете?
– Понимаю, – ответил тот. – Каждый из нас готов умереть во славу Его. Наши смерти не важны. Если что-то получится, то только у него.
Он кивнул на помощника ди Травинно.
– Кто он такой? – спросил я, но отец Март только плечами пожал:
– Меня не поставили в известность, однако кардинал вполне доверяет его силам.
Рудольф снял шляпу, и теплый ветер растрепал его светло-соломенные волосы. Он осматривался, и мне показалось, что нюхал воздух.
С воздухом действительно было что-то не то. Он пах влажными гниющими листьями, горькими специями и сладковатой мертвечиной, отчего першило в горле. Да и с освещением тоже творилось черт знает что. Был почти полдень, но солнце висело низко и светило так слабо, что бледный, красноватый свет окрашивал город зловещими оттенками крови.
Я смотрел на Солезино, снившийся мне в кошмарах последние два года, и не чувствовал ничего, кроме пустоты.
Город был мертвее, чем в тот день, когда я покидал его вместе с Шуко. Большинство домов разрушено землетрясением. Людей выкосила прошлая эпидемия, жилым был лишь центр, все остальное так и стояло заброшенным. Огромное облако птиц кружило в небе, и было оно настолько высоко, что я мог рассмотреть лишь мелкие черные точки.
Рудольф махнул рукой в сторону пустырей.
– Там руины дворца Константина, древний форум, ипподром и цирк, – тихо сказала мне Гертруда.
Я кивнул, подтверждая ее слова, а Проповедник, испуганно жавшийся к стене здания, проронил:
– Ублюдок страдает по прошлому.
– Ну, с Божьей помощью, – отдал приказ отец Март, и мы отправились туда, где находился темный кузнец.
Лошадей у нас не было, так что шли пешком, часто переходя на бег. Несколько отрядов продвигались по разным улицам, чтобы встретиться потом возле развалин.
Мы оказались в компании, возглавляемой Рудольфом. Кроме нас с ним шли десять молчаливых каликвецев, от которых исходила такая сила, что у меня по коже то и дело пробегали мурашки.