— Друг. — Она покачала головой. — Не знала, что у нее были друзья.
— И тем не менее. Я вырос в том доме, в котором сейчас живете вы.
Женщина медленно отступила от меня на пару шагов.
— Так вы брат…
— Дэнни Орчард, — представился я, предположив, что она прочитала мою книгу, но, похоже, ошибся. Потом я понял, что мое имя ей ни о чем не говорит, а знает она меня из–за того, что видела в своем доме. Из–за девушки…
— Вы совсем не похожи на нее, — сказала она.
— Мы близнецы.
— Вы… любите ее?
— Нет. Совсем нет.
Женщина мотнула головой, словно отмахиваясь от чего–то.
— Она ведь умерла, да?
— Да…
Тут же стало ясно, что мой ответ не принес ей облегчения. Стремительно повернувшись кругом, она быстро направилась к своему дому с привидениями.
Я никогда не напивался днем.
Если вы растете с такой матерью, как моя, которая, едва включив телепередачу «С добрым утром, Америка!», начинает освежаться белым вином с содовой и одновременно гладит отцовские рубашки, то вы буквально обречены либо стать беспробудным пьяницей, либо вообще не прикасаться к спиртному. Ну, или почти не прикасаться. Вот я принадлежу ко второй категории.
Однако сейчас, вернувшись без четверти двенадцать на Мейн–стрит, я почувствовал непреодолимое желание выпить.
Бар в гостинице был переполнен, как это всегда бывает во время ленча, однако у стойки еще имелись свободные места, и я, взгромоздившись на один из табуретов, заказал двойную порцию виски, а потом стал рассматривать меню за спиной у бармена. Прошла буквально секунда, я успел сделать только один большой глоток обжигающей жидкости и вдруг понял, что со мной пытаются заговорить. По крайней мере, два человека.
— Дэнни!
— Дэнни Орчард!!
— Это ты?!
— Да вон же он!!!
Я резко обернулся и увидел двух мужчин моих лет, махавших мне из–за круглого столика в центре зала. Оба были одеты в одинаковые серые летние костюмы, имели одинаковые короткие стрижки, перед ними стояли одинаковые тарелки с неочищенными креветками. Двойняшки Уиггз.
Уиггзы были абсолютно одинаковы, и это была единственная пара близнецов, которую я помнил из детства. Они были похожи так, как может быть похоже на вас ваше отражение в зеркале: одинаковая одежда, которую они надевали в один и тот же день, членство в одних шахматных клубах, одна прическа, похожее выражение превосходства во взгляде маленьких глазок. На групповых фото, начиная с детского садика и до десятилетнего возраста, близнецы фотографировались в аккуратненьких матросских костюмчиках и совершенно не обращали внимания на их нелепый вид. И так — год за годом. Очень часто они вместе отпрашивались с уроков, возможно, чтобы посидеть бок о бок на очке в сортире и, сделав обратный отсчет, одновременно опорожниться одинаковыми завтраками. Говорили, что существовал единственный способ их различать — по эрекции: у одного конец слегка изгибался на манер банана, а у другого был прямым, как линейка. Хотя как удалось сделать это наблюдение и кто проверил его точность, я так никогда и не узнал.
— Джон? Руди?
Братья радостно заухмылялись, как будто я успешно их распознал, хотя мне это удалось сделать не лучше, чем в далекие времена учебы в колледже.
— Джон, — представился правый, тряся мою руку.
— Дайте попробую догадаться, кто из вас Руди, — сказал я, указав на того, кто был слева.
— Близнецы всегда узнают близнецов, — ухмыльнулся тот.
А Джон отодвинул стул, и я плюхнулся на него.
Я собирался в начале разговора поделиться с ними новостью о Вайноне Квинлен, но что–то во мне, похоже, воспротивилось этому желанию. И я просто спросил:
— Вы работаете в городе, парни?
— У нас совместная практика, — сообщил Джон.
— Мы стоматологи, специалисты по ортодонтии, — уточнил Руди.
— Отдача просто феноменальная, — добавил Джон.
Руди улыбнулся и сверкнул своими белоснежными зубами.
— Нет ничего лучше семейного бизнеса.
— Значит, вы остались, — кивнул я. — А уехать не хотели?
— Откуда? — в унисон изумились они.
— Ладно, ребята… Я все время забываю, что не все росли в такой гребаной обстановке, как я.
— Так ни у кого и сестры такой не было, как у тебя. — Руди бросил взгляд на мой стакан с виски.
