Мне ничего не оставалось делать, как направиться мимо гаража и, перебравшись через изгородь, оказаться во внутреннем дворике.
Повсюду кучи какого–то хлама. На столиках для пикника — инструменты в открытых коробках, старые цепи для мотопилы на газоне, и трава такая высокая, что нужно быть очень внимательным, чтобы не наступить на них. Этот задний двор явно принадлежал самому легкомысленному разнорабочему в мире.
Внезапно у меня за спиной раздался голос:
— Ты кто?
Я оглянулся и увидел подростка, стоявшего на маленькой веранде у двери. Со всех сторон его окружали груды коробок с пустой тарой из–под «Миллер Дженьюин Драфт».
— Меня зовут Дэнни. Я старый друг твоей… э-э… Вайноны.
Он моргнул ровно так же, как недавно его мать.
— Ты ее друг?
— Был когда–то…
— Генри, иди в дом. — Вайнона появилась в дверном проеме у него за спиной, однако мальчик не пошевелился. Ей пришлось повторить:
— Генри, я не шучу! Немедленно в дом, мать твою!
Теперь мальчуган подчинился, и мы остались вдвоем — Вайнона и я с застывшей на губах идиотской усмешкой.
— Генри… необычное имя. — Я не удержался и хмыкнул.
— Это в честь Генри Форда. — Она кивнула в сторону хлама, валявшегося на лужайке перед домом. — Не забывай, это все еще Детройт.
Я ждал, что она спустится с веранды или предложит мне присесть на один из валявшихся неподалеку стульев, однако Вайнона осталась стоять там, где стояла. Мы словно пытались взвесить груз годов, как это бывает у людей, переваливших на четвертый десяток, когда они машинально отмечают, что сделало время с теми, кто достиг одного с ними возраста. Я мог только предполагать, что она увидела во мне, но ее лучшие годы явно остались позади.
И дело было тут не только в том, что она погрузнела, а нездоровая пухлость лица и рук говорила о каком–то заболевании. Не эти признаки прожитых лет так сильно изменили ее. Ее изменила дикая настороженность, напряжение человека, который ждет нападения из–за каждого угла, каждую секунду. Словоохотливая, умная девушка, никогда не лазавшая за словом в карман, превратилась в тетку, живущую низменными инстинктами. Наркота. Этим сказано все.
Когда Вайнона скрестила руки на груди и у нее задрались рукава, сразу обнаружились следы этого пристрастия.
— Ты все время жила в этом доме? — спросил я. — Просто не помню, чтобы видел тебя, когда ухаживал по соседству за отцом.
— Я уезжала. Вернулась, когда умерли родители. — Она сказала это так безразлично, как иные сообщают о том, что потеряли старые тапки.
— Генри — это твой единственный? — спросил я первое, что пришло на ум.
— У меня трое мальчишек.
— А их отец?
— У нас здесь, мать твою, что — вечер воспоминаний или встреча гребаных одноклассников?
— Нет, я хочу спросить тебя кое о чем…
— Ну?
— В тот день, когда Эш умерла… Вы ведь, когда катались с девчонками, видели ее?
Я был уверен, что Вайнона сейчас скажет мне убираться.
Однако вместо этого она начала спускаться с крыльца. Потом бросила взгляд за изгородь на соседский участок, словно пытаясь увериться, что никто нас не подслушивает. И остановилась настолько близко, что я мог учуять исходящий от нее запах сигаретного дыма и немытого тела.
— Я все рассказала об этом полиции, — сказала она. — Мы все дали показания.
— Я просто пытаюсь выяснить, не пропустили ли они чего–нибудь. Потому что мне кажется, что Эш хочет, чтобы я выяснил, что с нею случилось. Почему начался пожар.
— Она этого хочет?
— Да. Понимаю, звучит как полный бред…
— Это точно.
— И все–таки я спрашиваю тебя…
— Почему?
— Потому что ты знала Эшли. И я надеюсь, если мне удастся найти ответ, она оставит мою семью в покое.
— Как это?
— Она пыталась уничтожить их. И будет пытаться снова, пока я не помогу ей.
Вайнона посмотрела по сторонам. На лице у нее отразилось сожаление и появилась такая болезненная гримаса, словно она держала руку над открытым пламенем.
— В ту пору говорили, что тот, кто убил твою сестру, возможно, убил также Мэг, — наконец сказала она.
— Есть идея, кто бы это мог быть?
— Кто мог привести двух девчонок в пустой дом в центре Детройта? Дэнни, ты охренел! Это знаешь сколько народу! Почему бы тебе не взять сразу телефонную книгу?
