Пикник! Именно это я в конечном итоге и предложил. Я схватил футбольный мяч Эдди и запихнул его в сумку, сказал Уилле, что купим по дороге чего–нибудь поесть, и почти вытолкал их за дверь.
Мы проехали одну остановку и вышли на Гарвард–сквер, и по пути в парк «Кембридж Коммон» купили провизию. Там, сразу за мемориалом Гражданской войны, на лужайке, где солнце уже осушило росу, под густой сенью деревьев мы и расположились. Для идеальной погоды не хватало одного–двух градусов тепла, но мы втроем лежали на одеяле, любовались шпилями и крышами старого колледжа, кристальная чистота воздуха более чем компенсировала утреннюю прохладу.
Прежде чем я сообразил, что происходит, Эдди полез в мой вещмешок, вытащил футбольный мяч и начал бегать с ним вокруг нас. Я посмотрел на Уиллу, которая склонилась над бумажной скатертью и в эту минуту наливала сок в пластиковый стаканчик. В голову пришла мысль, что неплохо было бы сейчас повалить ее прямо на траву и зацеловать до головокружения. Но я не успел привести в исполнение свой план, так как Эдди окликнул меня и сделал пас, так что мне пришлось вскочить на ноги и броситься за мячом.
Тут я сделал то, чего не должен даже пытаться совершить человек в моем положении и возрасте, — поддел мяч так, что тот взлетел вертикально вверх, затем принял его передней поверхностью бедра и завершил «номер», отправив мяч назад ударом головой. Вышло эффектно. Во всяком случае, я удивился. Эдди тоже.
— Папа! Ты гений! — воскликнул он.
Я был почти уверен, что услышал не «Дэнни». Он сказал «гений», а еще — «папа».
Я посмотрел на него, чтобы убедиться, нет ли тут ошибки, однако Эдди отвернулся, и его лицо при этом не выражало ничего особенного. Видимо, в этом случае просто сказалось мое желание испытать всю полноту бытия. Возможно, я навсегда останусь для него только Дэнни и буду вечно мечтать о большем.
В следующее мгновение знакомый запах заставил меня отшатнуться.
Жженый сахар. Аромат духов, который не смог перебить зловоние гниющей плоти. Густое, тяжелое и влажное, оно окутало меня подобно одеялу. Все вокруг точно пропиталось омерзительным сладковатым трупным запахом. Так пахнет смерть.
Я посмотрел по сторонам, пытаясь обнаружить ее. Однако парк выглядел таким же, как прежде: дама, выгуливающая собаку, разговаривает по телефону; Уилла сидит на одеяле и ест печенье.
И Эдди. Мальчуган ударил по мячу, и тут его внимание что–то привлекло, потому что он уставился куда–то мне за спину.
А мяч катился ко мне. Когда до него оставалось футов пятнадцать, я услышал шелест приминаемой им травы. Наконец мяч закатился за огромный клен.
Я попытался его найти, чтобы продолжить игру и избавиться от зловония, которое намеренно старался не замечать, но был поражен тем, что ноги мои налились свинцовой тяжестью так, что я даже шага не мог ступить. Но это еще оказалось не самым страшным, потому что я все–таки дошел. Почти дошел до клена…
Две руки показались из–за дерева. Схватили мяч. И скрылись с ним.
Обнаженные руки. С белыми волосками и длинными, тонкими пальцами, больше похожими на кости. Эти конечности можно было бы назвать изящными, не будь они слишком белыми и слишком длинными, настолько, что вызывали чувство омерзения.
Я не видел мяч или того, кто его сейчас держал, — их закрывало дерево. Мне требовалось пройти до него около пяти шагов.
…три… четыре… пять…
Я считал собственные шаги, будто ребенок, играющий в прятки.
Дэнни! Посмотри!
Она была там. Моя сестра. С мячом в руках.
Мне надо было приказать ей уйти, сказать, что она не может здесь находиться, однако горло у меня перехватило, и из него не вырвалось ни звука.
А Эш улыбалась.
Я оглянулся на Эдди. Он отошел на несколько шагов от одеяла с разложенной на нем едой, чтобы занять более удобную позицию для приема мяча, и теперь, как и я, мог видеть Эш, стоявшую за кленом. И вдруг он замер. Совершенно точно понимая, кто это там стоит. Зная, что красивая девушка, которая держит его мяч, — вовсе не человек. Она не живая.
Я сделал шаг по направлению к мальчику, но тут же был остановлен приступом сильнейшей боли. Нестерпимое жжение возникло в ногах и стремительно захлестнуло грудь, словно разгоревшееся пламя.
