И следом, буквально через несколько дней, из Германии приходит более объемная книга «Война Германии против Советского Союза 1941–1945 гг.» — документальная экспозиция к 50-летию со дня нападения Германии на Советский Союз.
В это же время в газетах, журналах, и прежде всего в нашем честном журнале «Родина», появляются статьи, воспоминания, в разных издательствах печатаются труды и книги о войне, где уже открывается не просто железный, а темный занавес ночи над так называемой «правдой о войне».
Нет, книгами этими, трудами и воспоминаниями я почти не воспользовался — они нужны мне были прежде всего для «укрепления духа». Ведь я рос, учился, служил, воевал в той же стране, которая так привыкла ко лжи, так обколотилась в насилии, что уж, за малым исключением, не чувствовала ни стыда, ни боли, вроде уж народ ее притерпелся ко всему и не хотел, да и не хочет, в большинстве своем, иначе жить. Так какое я имел право мыслить и работать иначе, чем мой народ, который привык к утешающей лжи, сам сделался увертлив, вороват и трусоват? «Не мочись против ветра — все брызги тебе же в лицо прилетят», «…не верь своим глазам, верь нашей совести…» — разве я всего этого не знал? Знал, конечно, колебался вместе со своим народом, разорял страну, творя из нее сверхвоенную державу и расходуя 40 килограммов сырья на выпуск одного килограмма продукции, — против удручающе-обескураживающей цифры буржуев — на выпуск одного килограмма продукции идет килограмм сырья. Ну и пусть их! У нас же несметные богатства и самое бесценное богатство — русский многотерпеливый народ. Уж расходуют его, расходуют, жгут возле домен, мартенов, коксовых батарей, морят его, как таракана, медной, алюминиевой и всякой химической отравой, вот уж и радиацию на него напустили, а он все еще тащится на работу, еще исполняет, пусть уж и худенько, «свой долг в армии».
Но он ослаблен, этот великий народ, преобразованиями, войнами, коммунистическими экспериментами, геноцидом производственным, нерусскими вождями, широкомасштабными издевательствами и репрессиями, произведенными нашими куражливыми, безграмотными и самыми отвратительными правителями, мордовавшими Россию и ее народ на протяжении семидесяти с лишним лет. Страна инвалидов, страна больных людей, где мужик уж и не мужик, где средняя продолжительность жизни его подкатывает к пятидесяти годам, где баба — и трактор, и бык.
Нет, молчать и врать дальше невозможно, нельзя, и, если Силы Небесные вдохнули в меня сей замысел и помогают мне его осуществить (из области чудес — опять же во время работы пришла мне от читателя тетрадь с окопным немецким сленгом — нам-то товарищи комиссары запрещали вообще что-либо писать, кроме писем родным и благодарностей товарищу Сталину за его гениальное нами руководство), и, как бы ни ругались товарищи генералы и всякие прочие прихлебатели любимой партии, я должен был написать и свою правду, солдатскую, и, как видно из малой только частицы писем, процитированных в этом комментарии, она, моя правда, не упала на бесчувственную почву, нашла отклик в таких же солдатских сердцах истинных окопников, израненных, надсаженных неслыханной страшной войной.
А что касается правды о войне, то я не зря ведь везде говорил и говорю, писал и пишу — это «моя правда, моя, и ничья больше». Она может не совпадать с иной правдой, в том числе и солдатской. Я воевал с весны 43-го года и на фронте был очень мало, больше валялся в госпиталях и не испытал того, чего испытали солдаты войны, мыкавшиеся на фронте с 1941-го года.
Но и тут не может быть одной и той же правды, ибо память и восприятие жизни, значит, и войны у людей очень разные.
Собрались однажды в моем доме шесть вояк из родного взвода управления артдивизиона (в живых уже осталось только трое); воевали, горевали, спали, работали вместе, а вот начнем вспоминать про то или иное — и пошла разножопица, и начался ор: «Да чё ты мне говоришь? Я ж это помню во как! Меня ж там!..» Иначе и не может быть. Один связист спал после дежурства, другой землю копал, третий по линии носился, четвертый раненого перевязывал, пятый еду промышлял, шестой команды нервничающего начальника штаба передавал на батареи. Седьмой… Да Бог с ними, с седьмыми, с десятыми. На фронте постоянное напряжение, солдаты постоянно заняты делами в любой час, в любые минуты. И вот где тот или иной боец — работник войны находился, какую работу делал, то он и помнит, то и отстаивает в воспоминаниях своих, и оно, его воспоминание, не может совпадать с моим.
