Разгневанная дерзостью Хлои, Кристина на некоторое время позабыла о внучке, а та билась в истерике.
— Хватит уже, Анаид! Успокойся! — обратилась к ней Кристина. — Пойми наконец, что ты больше не омниора. Тебе известен вкус крови и сладость власти. Омниоры никогда тебе этого не простят.
Разрыдавшись, Анаид, всхлипывая, пробормотала:
— Но Рок! Рок! При чем тут омниоры!
— Чего ты от него хочешь? Чтобы он вечно хранил тебе верность? Да будет тебе известно, мужчины на это неспособны. Мы, одиоры, просто пользуемся ими. Подумай только, что стало бы с нами, начни мы переживать из-за таких ничтожных существ!
— Но Клаудия!
— Клаудия выполняет волю Клана Дельфина. Кроме того, она кокетливая вертихвостка и меньше всего думает о своих подругах.
— А Дацилия! Она меня любила!
— Больше всего Дацилия хочет поехать в Нью-Йорк к маме и ради этого сделает все, что ей прикажут. Она зарежет тебя, не моргнув глазом. Неужели ты не понимаешь, что ты им не нужна?!
— Нужна… Нужна… — заходилась плачем Анаид. — Я нужна маме!
— Маме? — расхохоталась Кристина. — Вот маме-то ты нужна в самую последнюю очередь! Ты что, не знаешь, что Селена объявила себя Избранницей? Ее интересуют только слава и власть. Она хочет, чтобы ей поклонялись как Великой Предводительнице всех кланов и Избраннице из Пророчества.
У Анаид потемнело в глазах. Сердце ее разрывалось.
— А Гуннар?
— Гуннар мой сын, — нахмурилась Кристина, — но…
— Что — но?!
— Он тоже вступил в заговор против тебя.
— В заговор против меня? — ошеломленно пробормотала Анаид. — Но почему? С кем?
— С Селеной. Они сговорились отнять у тебя Жезл Власти.
Это было слишком.
— Неправда! — крикнула Анаид.
Вздохнув, Кристина коснулась кончиками своих тонких белоснежных пальцев одной из ледяных колонн, на которые опиралась крыша дворца, и во льду ожила произошедшая часом раньше встреча Селены и Гуннара.
Затаив дыхание, Анаид слушала тихие голоса матери и отца.
«— Что же ты предлагаешь?
— Я предлагаю договориться.
— О чем?
— Я помогу тебе покончить с Кристиной до начала церемонии. Мы завладеем Жезлом Власти, а потом утешим Анаид. Или приструним ее, если не будет другого выхода…
— А ты справишься с матерью?
— Стоит мне захотеть, и я стану таким же могучим и непобедимым, как прежде.
— Но ведь речь идет о твоей матери! Ты решишься ее уничтожить?
— При одном условии.
— Каком?
— Ты отдашь мне Анаид.
— Зачем?»
Кристина щелкнула пальцами, и колонна показала Анаид другую сцену. Наполнив до краев кувшин напитком, Гуннар высыпал в один из кубков какой-то порошок.
— А это твой папочка готовится нас отравить, — как ни в чем не бывало пояснила Ледяная Королева.
Анаид схватилась за сердце. Теперь она боялась собственных родителей. Кому же ей верить?! Может, Кристине?
— Что он хочет со мной сделать? — прохрипела девушка.
— А вот это мы сейчас у него и спросим, — ответила Кристина, неторопливо направилась к двери и открыла ее.
За дверью стоял Гуннар с подносом в руках. Поняв, что мать предвидела его появление, он удивленно поднял бровь, но прошел в зал и аккуратно поставил поднос на стол.
— Ты меня ждала? — пробормотал он.
— Мать знает все о своих детях, — немного помолчав, сказала Кристина и, чтобы успокоить подозрения Гуннара, непринужденно добавила, ткнув пальцем в тяжелые башмаки на его ногах: — Особенно когда они так громко сопят и топчутся за дверьми!
— Так давайте же выпьем за Избранницу! Ты сегодня очень красива, — добавил Гуннар, обращаясь к дочери.
Анаид была не в силах вымолвить ни слова. Ей не хотелось притворяться. Она была настолько подавлена, что тупо смотрела на то, как отец собирается ее отравить.
— Что с тобой? — спросил ее Гуннар. — Ты плохо себя чувствуешь?
— Она еще девочка, — улыбнулась сыну Кристина. — Ей только предстоит научиться притворяться, как это умеем мы с тобой.
Не дав Гуннару ответить, Кристина указала на дверь соседней комнаты и заявила:
— Мы только что уничтожили Дацилию, Клаудию и Рока. Они покушались на жизнь Анаид.
Кристина добилась своего.
Побледневший Гуннар уставился на дверь комнаты, указанной Кристиной, позабыв о принесенном подносе с кубками. Потом обнял за плечи сидевшую в шоке одновременно с торжественным и отрешенным видом дочь и спросил хриплым голосом:
