Сомнения в том, что его семья — оплот любви и справедливости, настигли мальчика в весьма юном возрасте. Когда на царских похоронах жрецы за его спиной шептались, что невозможно покинуть мир в расцвете сил так быстро, он спросил мать: «Почему от нас ушел отец?». Ответ был жестким: «О нашей судьбе знают только боги, и тебе, Митридат, не пристало думать об этом. Прими все как есть». Но царевич не хотел мириться с этим.
Эвергет умер не по своей воле — он был отравлен. К такому выводу пришел после похорон Клеарх — один из преданнейших воинов покойного царя. Из всех, кто мог быть причастен к его смерти, наиболее вероятным организатором отравления, а возможно, и его исполнителем была Лаодика.
Клеарх еще сомневался, глядя на нее в траурном облачении. Полные слез глаза и прижатые к груди сомкнутые руки подчеркивали страдания царицы. Однако вскоре эта женщина сбросила маску несчастной вдовы и, вступив на трон, продемонстрировала свой жестокий характер. Достигшая зрелой красоты, она, очевидно, стремилась утвердиться и выйти из тени покойного мужа. Это раньше, прежде чем ступить, Лаодика спрашивала разрешения войти. Теперь же все было иначе.
Казни некоторых ее обидчиков заставили многих воинов задуматься о своей судьбе. В свое время они недооценили ее природную красоту, отказав ей в похоти, — так казалось царице. На самом же деле подобный шаг был для них невозможен — это означало предать повелителя. Само собой, задумались и отдельные жрецы, которые, выпивая лишку вина, опрометчиво высказывались о полном отсутствии рациональности в женском уме, даже если он царский. Большинство из них предпочли отправиться в странствия. В отдалении от этой женщины было все же спокойнее.
Клеарх не менее других был встревожен происходившими событиями. Из тех, кто знал о пророчестве, осталось только двое — он и Лаодика. «Царевич подчинит себе многие земли и в мощи своей будет сильнее отца», — гласило предсказание пифии. Но что же в таком случае будет с ней, Лаодикой? Смирится ли она со своей второстепенной ролью, после того как познала вкус власти? Клеарх знавал таких людей, и эта женщина не была исключением.
По мере взросления Митридата мать все больше и больше от него отдалялась. И Клеарх напросился присматривать за мальчиком, быть ему наставником. Благодаря этому он всегда находился рядом с царевичем и мог внимательно наблюдать за происходящим. В нем все сильнее крепли подозрения, что «школа мужества», которую положено было пройти наследнику, имела мало общего с воспитанием будущего воина. Сделав такой вывод, Клеарх стал тайно давать царевичу противоядие. Митридат верил этому человеку как самому себе и раз в месяц принимал снадобье. Постепенно увеличивая дозу, наставник хотел одного: чтобы наследника не постигла судьба его отца. Но появились и другие опасности — фантазия Лаодики оказалась поистине неисчерпаемой…
— Давай, царевич, ты же будущий великий воин! — неистовствовала толпа зевак, требуя от Митридата покорить дикое животное.
Мальчик не знал, что ему делать. Почуяв это, конь стал безудержным. Его ноздри расширились, он фыркал и нервно гарцевал, готовый лягнуть любого, кто к нему приблизится.
Митридат подошел к жеребцу и положил ему на холку руку. «Ну же, успокойся… Стоять!» — мысленно приказал он, и конь, ощутив внутреннюю силу юноши, постепенно затих.
Не отрывая руки, Митридат обошел строптивого вожака сбоку и, резко оттолкнувшись от земли, вскочил на него. Необъезженный жеребец тотчас встал на дыбы, пытаясь сбросить наездника. Но мальчик всем телом прижался к нему и обхватил шею так, словно у него были не руки, а настоящие клещи. Зеваки разбежались в разные стороны, а взбесившееся животное, еще раз неудачно взбрыкнув, увидело перед собой путь к свободе и рвануло так, что конюх, державший его на аркане, неожиданно оказался под копытами. Удар пришелся по ребрам, что-то хрустнуло. Бедняга лежал на земле, корчась от боли и широко раскрыв рот. Его крик был беззвучен, а гримаса на лице страшна.
На следующий день старший из наставников Тичон прибыл в резиденцию царицы с докладом о случившемся.
