Вечером, уже затемно, пришел голодный и усталый охотник. Ничего он не поймал, но
сказал, что в этом году зверь нынче будет жирный, кедрового ореха много уродилось.
Иногда мне кажется, это были одни из самых счастливых моментов моей недолгой жизни. Когда вот так размеренно и неторопливо идет течение твоей жизни. А вечерами, мы сидя с Трофимычем у костра рядом с избушкой пили чай из закопченного
чайника, настоянного на чаге, березовом грибе.
Всю зиму мы добывали соболя, харзу и белку и я ловко научился стрелять из купленного спортивного лука, даже добывал им зайца и глухаря.
- Баловство это - качал головой старый охотник - вот то ли дело ружье.
И мы с ним начинали извечный спор и мой самый главный аргумент был, а вот кончатся, дед, у тебя патроны, что тогда будешь делать?
- О, завела шарманку! - начинал ворчать дед. Но ворчал как-то незлобливо, лишь
для порядка. А я все не мог ему сказать, что по окончании зимнего сезона мне
опять надо в тайгу, т.е. не в тайгу, а в тундру, шаманку искать. Я же ведь так
и не решился ему рассказать о себе, и о старой колдунье, боясь быть не понятым.
Но все равно, рано или поздно надо было это сделать. Я чувствовал себя не в своей тарелке, как будто обманываю очень близкого человека, а таковым для себя я
и считал деда Ерофея. Поэтому как только мы в конце апреля приплыли с заимки, я
как-то вечером улучил момент и как на духу все написал ему на своем блокноте.
Он сначала не поверил, но я встал перед ним на колени и трижды перекрестился.
Он молча стал собирать меня в дорогу. Натаскал в лодку разных припасов и запасные канистры с бензином.
- К зиме-то хоть поспеешь? Я буду ждать тебя, дочка! - и сгорбившись пошел
с пристани в деревню, ни разу не обернувшись.
Я вздохнул и молча заведя вихрь, направил лодку на середину реки. Мой путь
лежал вниз к устью Енисея, на берег безымянного озера, где каждое лето ставит
свой чум шаманка.
Над тайгой поднималось белесое марево из тумана, проглатывая силуэты низкорослой березы и кустарников. Трое суток я добирался до устья Енисея и спрятав лодку пешком пошел по тундре, сверяясь с компасом и ища место, где мы
встретились с шаманкой.
Теперь я был уже не тот мажор, что впервые увидел тайгу и тундру. И меня не пугала суровая природа севера. Я многому за это время научился и теперь не пропаду в тундре от голода или жажды.
Нашел я то прозрачное озеро, где на лето останавливалась шаманка, но сейчас там
никого не было. От нечего делать я пошел по следам моей бывшей экспедиции и дошел
почти до самого их бывшего лагеря. Не понимал как я мог блуждать и не найти тогда следов нашего каравана.
Я уже наверное в десятый раз прихожу к этому озеру, а шаманки все нет и нет.
Уже совсем отчаялся, в очередной, раз выглядывая старуху, прикладывая руку ко
лбу и внезапно за моей спиной раздался скрипучий противный голос
- Ну, что пришел все-таки? - я страшно вздрогнул от внезапности и от испуга чуть не закричал, а обернувшись, только что-то промычал.
Столько у меня было заготовлено и слов и бумаги с карандашом, а увидел ее, про
все забыл и только успел рухнуть перед ней на колени и молитвенно сложить руки,
слезы сами собой полились у меня из глаз.
Сейчас я молил бога и ее, чтобы она меня простила и сделала меня обратно мужчиной, боясь только одного, чтобы не прогнала. Поэтому за пеленой своих внутренних причитаний не услышал ее недовольного ворчания
- Ну и чего тут расселся? Давай иди ставить чум будем....
* ______________________________________________________________________________________________________
Шаманка, покачала головой и показала рукой на кучу, где пришедший караван оленеводов, сгружал ее пожитки на берегу озера.
Вначале я даже не понял, что мне говорит старуха, а поняв ее я быстро, быстро
подхватив свой рюкзак помчался к оленям и стал помогать выгружать вещи. А когда,
приехавшие ненцы, стали ставить чум, я только бестолково метался не столько
помогая, сколько больше мешая мужчинам, путаясь у них в ногах, боясь только одного, чтобы старая колдунья не передумала.
Но самое примечательное, они ни словом, ни полсловом не стали возмущаться на мои
