Странно, что эта средних размеров комната казалась когда-то необъятной и загадочной. Таинственность придавал ей огромный, теперь уже пожухлый, а тогда ослепительно-блестящий чёрный рояль. Много, ах как много чудесных мгновений подарил нам музыкальный зал! Здесь становились мы по очереди артистами и зрителями, пожинали первые в своей жизни аплодисменты и аплодировали сами. Здесь мы впервые ощутили непередаваемую сладость хорового пения. Здесь нас поставили парами и мы познали волшебные чары вальса. Здесь впервые — да и вообще единственный раз в жизни — оказалась я в роли "примы". В старшей уже группе на первомайском утреннике пели мы популярную тогда песню "Есть на севере хороший городок". И на словах "Письмоносец к ней в окошко постучит, письмецо моё заветное вручит" я выскакивала в круг с настоящей почтальонской сумкой через плечо, размахивая большим голубым треугольником. Эх, с каким жаром подхватывали все следующие за этим строки:
Принимай-ка весточку с дальней стороны,
С поля битвы жаркого, с мировой войны!
Как рано познали мы истинное значение этих слов! Как умели тогда ждать писем и радоваться им!
— А помните ту ёлку? — спросил Петенька.
И хотя ёлки у нас бывали каждыйгод, все мы сразу вспомнили именно ту. Была она необычайно пушиста и пахуча, вершиной норовила пробить потолок, и игрушек на ней было несметное количество. Но дело не в этом. Было в том новогоднем празднике нечто совсем особенное. Теперь я знаю: то была последняя военная ёлка. Все это понимали, знали наверняка, что наступающий год станет победным, и настроение оттого было у всех вдвойне праздничным.
Наша воспитательница Анастасия Фёдоровна, и без того неугомонная и неудержимо бегучая, тут просто летала на крыльях. Не умея делать что-нибудь иначе, чем "изумительно" и "великолепно" (это её любимые словечки), здесь превзошла самоё себя. Напридумывала всего столько, что измучила нас, наших родителей, всех воспитателей и нянечек. Во дворе из снега, политого водой, соорудили настоящее сказочное звериное царство. Окна в зале расписали зубным порошком. Всюду развесили склеенные из бумаги ажурные разноцветные гирлянды.
И всё же это было не основное. Главное нас ждало у ёлки. Что это был за праздник! Непостижимым образом все мы — абсолютно все! — оказались в карнавальных костюмах. У меня до сих пор хранится обломанная фотокарточка, на которой под ёлкой сидят три вислоухих зайца. Один из них смотрит на меня моими собственными глазами. Сколько в тот раз было хороводов, танцев, сказочных сценок! В Снегурочке мы сразу узнали нашу Анастасию Фёдоровну. Была она в расшитом серебром, очень красивом, но каком-то слишком уж широком одеянии и оттого казалась чересчур большой. Но и Дед-мороз был под стать ей — огромный, с настоящей, не приклеенной бородой (мы сразу это определили — нас не проведёшь). А сколько он знал стихов, как веселился вместе с нами, словно был наша ровня. Нет, никогда — ни до, ни после — такого Деда-мороза я не встречала.
Правда, в разгар веселья пополз по залу слух, что это не Дед-мороз вовсе, а переодетая баба-Яга, поскольку у него настоящая костяная нога. И, правда, из-под белого халата порой беззастенчиво выглядывала ещё не потемневшая, новенькая деревяшка и предательски стучала об пол. Но в ответ на тот нелепый слух пошла по кругу весть, что наш Дед-мороз — фронтовик. И тогда зауважали мы его ещё сильнее и обступили теснее. А когда он подбросил одного из нас к потолку, к нему со всех сторон потянулись наши руки. И он, нарушив стройный сценарий утренника, без разговоров брал каждого в охапку и бросал вверх. Мы, сплошь все отвыкшие от отцовских рук, млели и визжали от восторга. А Дед-мороз под конец, вроде слегка ошалев, принялся подбрасывать всех подряд — воспитателей, нянечек, наших мам…
— Настенька тогда, почитай, под ёлкой себе и дочку нашла, — сказала тётя Фрося.
— Как — под ёлкой? Какую дочку? — не поняли мы.
— О, господи, вот истинно дети малые, несмышлёные. Ведь ей же в роддом пора была идти. Неделю лишку проходила. Никому уступить ту ёлку не хотела. "Потерплю", — говорит. И ведь точно, дотерпела. А уж под конец утренника выскочила из зала и шепчет: "Всё, сейчас рожать буду!" А у нас уж коняга запряжённая стояла, мы её мигом домчали. Как только привезли, через полчаса готово — дочка! Ну, мы — назад. Так Гриша от радости ровно ума лишился, чуть не позадушил нас всех.
