— Извините, доктор Прайс. Я сейчас пойду и супербыстро приму душ.
Бобби по какой-то причине всегда была очень застенчивой в присутствии учителей, даже если и знала многих из них в течение почти пяти лет. Ее оценки были ОТЛИЧНЫМИ, поведение ХОРОШИМ, посещаемость ИДЕАЛЬНОЙ — будучи такой, она смогла за все время, проведенное в Пайпер Холле, оставаться вне поля зрения. Но особенно плохо дела обстояли в присутствии доктора Прайс. Не только из-за того, что она была директором, но и потому что она всегда была такой уравновешенной и обаятельной, в то время как Бобби понимала, что даже когда была в своей форме, она выглядела как оборванец.
Ей не нужно было спрашивать, почему в воскресенье директриса была в школе. Бобби могла узнать трудоголика с первого взгляда, да и ходил слух, что она, к тому же, переживает «горький развод». Опустив голову, Бобби проскользнула мимо директрисы и неуклюже поковыляла обратно в спальню, чтобы забрать свою сумочку с банными принадлежностями.
Мысли об омерзительных подгоревших ужасах, которые останутся в столовой в девять утра, подтолкнули Бобби к действиям. Она повернула ручку душа и вспомнила о выходке прошлой ночи. При свете дня ванная была совершенно другой. Она столкнулась с испачканным зеркалом, забрызганным зубной пастой, следами от прыщей и блеска для губ, по меньшей мере, дюжины девушек, и улыбнулась сама себе. О чем они вообще думали? Так глупо.
Затем она вспомнила о Кейне, и внезапно внутри у нее потеплело. Бобби положила очки на край раковины и стала изучать свое лицо в зеркале, которое перестало быть черным туннелем судьбы. Никто бы не назвал её уродливой, но все же она не была, как Грейс или Ная. И, конечно же, не такой, какие нравились таким парням, как Кейн. Бобби поняла, что в мире существовало два типа девушек: те, которые носят колготки даже в тридцатиградусную жару, и те, которые демонстрируют свои ноги. Она была из первой категории, а такие, как Грейс и Ная, — из последней. Слава богу, она никому не рассказала о своем увлечении. Элита просто распяла бы ее.
Зеркало стало запотевать, и она стянула свой халатик. Скорее бы рождественские каникулы, когда она сможет принять душ в комнате без коллективного образца ДНК еще двадцати девушек. По крайней мере, вода была горячей. Напор также был неплохим, и она позволила струям воды барабанить по её спине в течение нескольких минут, прежде чем помыть волосы. Хотя бы раз душевая комната была в её полном распоряжении — редкая роскошь — и она осталась бы там подольше, если бы в животе не начало урчать.
Она повернула ручку душа, выключая его, и не желая, чтобы мыло попало в глаза, вслепую потянулась за полотенцем на вешалке. Бобби просунула руку за занавеску, размахивая ей налево и направо, не в состоянии определить расположение вешалки для полотенца сразу же за кабинкой.
Ее рука задела кого-то — конкретнее, чьи-то волосы.
Она в ужасе отпрянула. Бобби была уверена, что находилась одна.
— Извините! Я не знала, что здесь был кто-то еще… — Она вытерла воду с глаз и осторожно откинула заплесневелую занавеску для душа. Уборная была пустой.
Она обернула полотенце вокруг своего мокрого тела и внимательно прислушалась. В помещении стоял густой пар, и из душа слышалось постоянное кап, кап, кап, но комната была безлюдной.
— Хм, — пробормотала Бобби, выходя из душевой кабинки и ступая на прохладную плитку. — Странно.
Вероятно она коснулось рукой полотенца — на ощупь оно было очень похоже на волосы.
Вдруг вентиляционная вытяжка заскрипела и застонала, удаляя излишки пара, и Бобби отчетливо увидела зеркало. Кто-то написал на запотевшем зеркале, маленькие струйки воды стекали от слов, словно вены.
Для Бобби они не имели никакого смысла. Эти два слова просто гласили:
ПЯТЬ ДНЕЙ
