Разумеется, фотоматериалы, попавшие от Редля к Гитлеру, могли сменить владельца еще раньше — задолго до смерти Редля. Но нам представляется, что это было бы слишком большой неосторожностью со стороны профессионала Редля, а потому маловероятно.
Итак, с мая 1913 года в руках Гитлера какие-то секретные фотоматериалы. Что он должен был с ними сделать? На случай такой ситуации, какая произошла в январе 1914, он должен был их размножить.
Едва ли сам Гитлер был фотомастером. Едва ли таковым был и его напарник Хойслер. Едва ли вообще можно было заниматься фотоработами на квартире Поппа по секрету от последнего и его домашних.
Следовательно, Гитлеру уже в 1913–1914 году требовался фотомастер, которому можно было доверять работу с заведомо опасными и преступными материалами.
Найти такого было непросто, а найденного нужно было не терять.
Очевидцы относят начало дружбы Гитлера с упоминавшимся Генрихом Хоффманом к 1920 году.[1222] Нам же кажется, что их сдружила именно описываемая история: Хоффман жил в Мюнхене еще с 1908 года. Понятно, при посторонних они не должны были вспоминать об этих криминальных делах в двадцатые годы или позже.
Итак, фотоматериалы размножаются, рассылаются в пражские и венские газеты и прочим адресатам: в штаб 8-го корпуса, в контрразведку в Вене и т. д.
Одновременно тот же «ученик реального училища» (не случайно Гитлер назвал себя так в анонимных посланиях!) посылает ультиматум в контрразведку: если не будут приняты его условия, а именно, освидетельствование 5 февраля в Зальцбурге, освобождение от воинской службы, возвращение живым в Мюнхен и оставление в покое на оставшиеся времена, то будут опубликованы и другие документы — указано, какие именно.
Понятно, что условия Гитлера принимаются, и все происходит так, как он желает: у контрразведки выбора нет. Недаром даже только за осуществленную часть этой гитлеровской операции Урбанский расплачивается собственной карьерой!
Особым сигналом принятия его условий и является согласие на перевод освидетельствования в Зальцбург. Для Гитлера это, однако, означало и нечто иное: его явно не тянуло на место смерти матери, и он не желал даже случайных встреч со знакомыми.
Гитлера оставляют в покое, но через 10 дней после освидетельствования в Зальцбурге Гитлера покидает Хойслер. Его явно отзывают в Вену, поскольку становится ясным, что он не справляется с ролью надсмотрщика над Гитлером, а отношения с последним нужно строить на других основах.
Гитлер одерживает крупную победу, но она оказывается фундаментом целой серии последующих поражений.
С этого времени уже не Редль и не Занкевич являются рабами той пачки фотографий, где изображаются они трое — по принципу раба лампы Алладина: кто владеет лампой, тому принадлежит мир. Кто владел этой пачкой фотографий, тому принадлежал не весь мир, а только Гитлер, но, как показала история ХХ века, это была довольно весомая часть всего земного мира!
Так уж получилось, что молодой человек, оказавшийся чисто техническим инструментом в жестоких играх австрийской разведки и контрразведки против двух матерых разведчиков и контрразведчиков, оказался самым главным и важным элементом временного триумвирата.
Этот же символический триумвират оказался ахиллесовой пятой Адольфа Гитлера — точкой, нажимом на которую можно было подчинять его волю и заставлять его принимать решения, идущие вразрез с его собственными интересами и стремлениями.
Этот механизм сработал неявным образом уже через полгода, когда Гитлер, уступая даже только потенциальной угрозе такого нажима, был вынужден перевернуть всю свою жизнь.
Гитлер продолжал жить в Мюнхене у Поппа (уже один), не решаясь ни вернуться в Австрию, ни уехать далеко от закопанных в Шпитале фамильных сокровищ — и дождался того, что грянула Первая Мировая война.
Вот тут-то в первый раз Гитлер и ощутил угрозу возможного удара по своей болевой точке: если бы в атмосфере патриотической истерии и острейшей шпиономании, охватившей все воюющие государства Европы, немецкая полиция или контрразведка получили бы от своих австрийских коллег эту самую пачку фотографий, запечатлевших Гитлера в недвусмысленной близости с двумя признанными российскими шпионами, то за жизнь будущего фюрера германской нации нельзя было бы дать и гроша. Фотографии же эти тогда наверняка находилась в распоряжении Ронге и его подчиненных, никакой пользы для них не имели, но зато однозначно могли погубить Гитлера, к которому эти венские контрразведчики относились теперь понятно с какими эмоциями.
