Прогулки с Евгением Онегиным - страница 64

Пушкин, великий мистификатор, вовсе не скрывал от публики своих намерений. Созданный им в 1824 году эпилог был опубликован в 1825 году одновременно с первой главой романа, причем под одной с нею обложкой, как часть самого романа. Более того, при переиздании в 1829 году первой главы Пушкин снова поместил под общую обложку и эпилог, и не его вина, что читающая и комментирующая публика до сих пор так ничего и не поняла. Если во всех полных собраниях сочинений роман помещают в четвертый, пятый или шестой том, то эпилог – в первый или второй, вместе с прочими стихотворениями поэта, датируемыми 1824 годом. О том, что он когда-то издавался вместе с первой главой романа, теперь можно прочесть только мелким шрифтом в примечаниях к полным собраниям сочинений поэта. Читая эти примечания, невозможно отделаться от изумления: почему комментаторы не задумались над комментируемым фактом?

Мы с вами этот эпилог проходили в школе, по крайней мере в мое время он еще был в программе. Конечно, он подавался нам не как часть «Евгения Онегина», а как программное произведение Пушкина о предназначении поэта. Крылатая фраза, которая у всех на слуху, «Не продается вдохновенье, Но можно рукопись продать» – оттуда. Только рукопись эту продает не Пушкин, а Евгений Онегин, и эпилог описывает, как он сдает свои мемуары в печать. Чтобы издать то, что мы привыкли видеть как роман А. С. Пушкина «Евгений Онегин».

Да, действительно: это – «Разговор книгопродавца с поэтом». С Евгением Онегиным, то есть. Правда, уже постаревшим. Этот «Разговор» следует читать в сочетании именно с первой главой романа, где в сжатом виде изложены основные этапы жизни Онегина; тогда становится понятным, что в «Разговоре» изложен итог его неудавшейся любви; становятся заметными очевидные параллели и прямые отсылки к содержанию романа, основная часть которого в 1824 году еще не была даже положена на бумагу. В сочетании с «Разговором» первая глава предстает как план всего романа, на отсутствие которого у «автора» «издатель» Пушкин сетовал там же, в предисловии к первой главе и эпилогу. И, что самое интересное, когда Пушкин так писал, он ничуть не покривил душой: «автор» – Онегин действительно не имел никакого плана и писал свои мемуары, не представляя четко до самого конца, когда и чем завершит свой опус. Ведь еще в предисловии Пушкин предупредил читателей о том, что «большое стихотворение» вряд ли будет вообще закончено, но содержанием «Разговора» и первой главы внес коррективы, не только дав понять, что эти предупреждения относятся не к нему самому, а к «автору» – Онегину, но и загодя изложив четкий план, которому следовал до самого конца, включая в каждую главу своего романа по мере его создания прямые отсылки к «Разговору». Вот как это выглядит.

Эти стихи прямо перекликаются с содержанием многочисленных лирических отступлений Онегина, приводить которые вряд ли стоит. Предвижу скептические возражения некоторых читателей в отношении того, что приведенный отрывок не обязательно сопрягается с содержанием романа, что вся творческая биография Пушкина… – и т. п. Возражения подобного рода принимаются безоговорочно – как аналитик, не могу не быть скептиком. Тем более что именно это место послужило фабулой «официального» пушкиноведческого анекдота о т. н. «утаенной любви Пушкина», которую до сих пор никак не могут разгадать, перебирая не одну кандидатуру на эту роль. Но вот читаем продолжение:

«Но полно – не принесет» уже ближе к «отступлениям» Онегина. Например:

Полагаю, нет смысла доказывать, что речь идет об одной из граней амбивалентного чувства Онегина к Татьяне, что проявилось и в его разговоре с книгопродавцем. Что же касается стихов «Пускай их юноша поет, Любезный баловень природы», то в контексте обстановки 20-х годов это может восприниматься как намек на поэзию Баратынского. Что дает нам пушкинский эпистолярий за период, когда создавался «Разговор» и сам роман, отмечено выше: до самой своей смерти Пушкин ни о ком другом из поэтов как о «счастливце» больше не отзывался.