Глядя, как сосуществуют здесь, на одном клочке земли, три религии и множество их ответвлений, порой начинаешь надеяться, что придет время всеобщего мира и в одном храме смогут дружно соседствовать дети разных церквей, когда-то не умевшие встретиться без драки.
Может ли мир наш вынести такую возможность Мира и Покоя?!
Эх!… Мечты, мечты… Когда я вспоминаю мое трехлетней давности посещение храма в Хевроне, где вроде мирно сосуществуют иудейская мысль, вера, жизнь и мусульманская идея, мусульманский образ бытия и внешний облик, но при этом — постоянная ненависть, стреляющая из глаз, я теряюсь и не знаю, на что надеяться. Не могу себе представить, что ждет Мир…
Казалось бы, пришло время перед угрозой потери всего ухватиться всем вместе за общие реки, моря, земли и небо. Но нации, народы, конфессии и континенты все никак не могут договориться. Более того, когда-то бились до первой крови; нынче— до последней капли, до последнего врага… Или до последнего своего. То есть до конца света, что ли?
Вот еще один пример гипотетической любви и единения трех ненавистных друг другу вер: Дом.
Три этажа.
На первом — могила Давида. Пусть на самом деле это миф и могила Давида неизвестно где. Но евреи ходят сюда, почитают это место, молятся, просят, надеются.
Второй этаж. Комната, где, как считают, проходила Тайная вечеря. Что рассказывать, как священно это место для христиан!…
Но вся эта настроенность и тех и других на святость, на прикосновение к таинству ушедшего бытия напрочь исчезала, как только христиане проходили по лестнице через еврейскую часть. Постоянные потасовки несогласия. Может, и тогда, во времена оны, тоже не соблюдалась очередь и такая же была толкотня, и те же крики — “куда прёшь”? Сейчас эту лестницу закрыли, и проход в комнату Тайной вечери — с другой стороны. Потоки людей теперь не встречаются — стали мирными. Неужели для мира нужно разъединится?! Как говаривал Ленин: прежде чем объединиться, надо размежеваться. Печально — но факт очевидный…
А на третьем этаже мечеть. В нее еще один вход. Отдельный. Вот так!…
Мы в парке Ротшильда — он называется так потому, что создавался на деньги знаменитого миллионера. Здесь же, в парке, Ротшильд и похоронен.
В одной из рощиц парка (кстати, все эти парки, леса, рощи появились на этой земле лишь в последние десятилетия — во всяком случае, их породили именно ХХ век и сионизм) много столиков среди деревьев для проведения пикников. Чтоб не больно пакостили природу. Но урны для мусора, столики и прочие удобства вовсе не создают обстановку “места мероприятия”. И нет надзирающих за порядком. Все приезжающие сами дорожат делом рук своих и ближайших предков, следят за тем, чтобы все природное, чистое, естественное, было в полной сохранности передано потомкам. Выращенное и созданное ими за последние годы — предмет их законной гордости, даже как бы самодовольства. Но уж лучше пусть будет такое самодовольство, чем тупой самодовольный фанатизм террористов, которые не только людей и созданные ими предметы цивилизации уничтожают, — они поджигают и рощи, губят и животных, появившихся и расплодившихся в израильских лесах и парках в последние десятилетия. Так даже экология становится ареной политической борьбы и воевать за сохранение жизни на планете приходится на всех фронтах. Терроризм бьет людей и непосредственно, и через гибель рожденного природой…
Пришла очередь осмотра парка. Зачем и приехали! Разговариваем, ходим меж посаженых деревьев, по подстриженным газонам, пружинящим под ногами: дерн привозной — его укладывают на не больно добрую почву словно ковер, а потом бдительно следят за ним, ухаживают. И при этом по газонам не только ходить разрешается — дети на них играют, прыгают, кувыркаются — чистая площадка молодняка в зоопарке! Кстати, и зоопарка в нашем понимании — тюрьмы для зверей — здесь нет. Сафари — так здесь называется зоопарк. И это не только в названии разница. Зоопарк в принципе иной — это действительно мини-сафари. Звери бегают по территории на свободе. Посетители ездят рядом в машинах. Животные подбегают, выпрашивают еду. Блюстителей порядка тоже нет. Никто никого не гоняет, ничего не запрещено. Да никто ничего и не делает, что следовало бы запретить. Все ухожено, за всем следят, все чисто. А работников парка не видно.
