— Да.
Да, не боец. Воплощённая изысканность, поэт, художник — но не боец. Самое прекрасное лицо на свете, после, разве что, Государыни — воплощения Княгини Ночи на земле. Кисть, а не клинок. Неужели, думал Ри-Ё с сердечной болью, неужели Князь не понимает, что любой аристократ, гордящийся собственным родовым мечом, убьёт его чудесного брата на поединке — а не только этот Тви, благорождённый подлец?!
Князь коснулся плеча Ри-Ё кончиками пальцев.
— У тебя такое лицо, будто ты присутствуешь на похоронах, Най, — сказал он, смеясь. — Не переживай так. Третий — не сирота, слава Небесам, о нём есть кому позаботиться. Мать разговаривала с Господином Хе-И. Его единственный сын, последняя надежда рода, будет рубиться с Третьим, думая о сохранности его тела больше, чем о сохранности собственного, уверяю тебя. Он симпатичный парень, этот Ну-Эр из Семьи Хе-И, очень спокойный… а Третий рождён продуть поединок, ты, мне кажется, догадался…
Ри-Ё кивнул. Да, так и должно быть. Очень хорошо. Надо порадоваться. Снова кивнул и попытался улыбнуться. Князь сказал с сожалением:
— Третьему не следовало писать тебе писем, Най, прости его. Он вообразил себя романтическим героем — и, разумеется, не подумал о твоих чувствах. Я знаю, тебе досталось от аристократов… ни за что… Большей частью высокородные просто не берут чувств плебеев в расчёт, но в данном конкретном случае… Третий — вовсе не такой мерзавец, как может показаться. Дуралей просто. Дуралей с романтической блажью в голове.
У Ри-Ё хватило сил улыбнуться по-настоящему.
— Видите ли, Уважаемый Господин Л-Та, — сказал он, стараясь быть великолепно непринуждённым, как юные придворные кавалеры, — ваш Третий Брат, конечно, не совершал никаких опрометчивых поступков. Он просто развлекался, пытаясь научить меня салонному стихосложению… а потом убедился, что ремесло даётся мне лучше, чем светский лоск. Вот и всё.
— Жаль, что ты не аристократ, Най, — задумчиво сказал Князь. — Каким бы был аристократом… лучше многих здешних фанфаронов, шикарных и пустоголовых… Можешь рассчитывать на меня, если что.
Ри-Ё ритуально поклонился, забрал седельные сумки и ушёл. Он шёл, держа на лице нейтральную мину, как маску на палочке — и только в покоях Учителя разрешил себе бросить сумки на пол, кинуться на постель и кусать пальцы.
Мир — несправедлив. Жесток и несправедлив.
И-Цу — предал. Да, скажут иначе, но не Ри-Ё предал И-Цу, а наоборот. Если ты считаешь кого-то другом, наречённым, Официальным Партнёром — разве поверишь в злую и грязную ложь о нём? Разве И-Цу плохо знал Ри-Ё? Как он легко отказался… стоило его родителям приказать — и он отказался, не сочтя необходимым даже поговорить или ответить на письмо. И бесполезно говорить, что сам Ри-Ё никогда не поступил бы так. Будь со своим другом — хоть вдвоём против целого мира. Верь любимому… Да какая разница!
Уважаемый Господин Ма-И…
Князь Ма-И…
Хорошо поиграли? Обоим — больно. Нет сил в чём-то его обвинять, подозревать, да и злиться… как Букашка может принять всерьёз слишком любезные слова Звезды? Стихи на веере, пришедшиеся близко к сердцу… сам виноват.
К приходу Учителя Ри-Ё успел взять себя в руки. Когда человек приходит в мир, никто ему справедливости и не обещает. Просто — нет судьбы.
И глядя, как Учитель пишет письмо, Ри-Ё думал о нём с нежной признательностью. Двор мог сколько угодно болтать, что Учитель — чужак и урод; никто из придворных болтунов даже изобразить не сможет такого бескорыстного благородства. Те, кто знает Учителя близко — Государыня, умный и злой насмешник Господин Ча, Князья Л-Та, чудесная девчонка Ви-Э — никогда не отзывались о нём непочтительно за глаза.
Он — вовсе не урод, хотя сам, кажется, верит в то, что безобразен. Боится связывать себя любовью. Но — не урод. Просто — немолод, не породист, как многие в Столице. Зато добр и умён — разве это меньше, чем смазливое лицо?
У него ведь тоже нет судьбы, как и у Ри-Ё… и он ни разу не высказывал сожалений вслух. Как же можно распускать при нём сопли?
Ри-Ё решил делать то, что надлежит — и будь, что будет. От прежней жизни всё равно остались только осколки — осколки иллюзий, осколки цветного стекла в пятнах крови…
