— Уже отдал. Посмотри копию.
Справку о проделанной нами работе по злополучным кражам он прочитал внимательно.
— Ну, пошли. Шахинов ее, конечно, проанализировал и теперь наверняка чертит какую-нибудь схему.
Вот уж тут Рат иронизирует зря. Шахинов действительно любит вычерчивать всевозможные графики и схемы, и поначалу его пристрастие вызывало улыбки. Первыми перестали улыбаться участковые инспекторы. На большом листе ватмана выстроились столбики, по два над каждой фамилией: цветной отражал предотвращенные участковым преступления, черный, в том же масштабе, — совершенные на участке. Оказалось, что обратная зависимость между предупреждением и уровнем преступности — правило без исключений. Я наблюдал, как некоторые участковые ежились от этой графической наглядности. Потом аналогичные уроки получили и мы, и ребята из ОБХСС, и службисты. Так что улыбки быстро потускнели.
В кабинете у Шахинова сидел Абилов, пил чай и читал «Неделю».
— А где начальник? — удивился Рат.
— Сказал, что будет через полчаса.
Я выглянул в окно и сообщил, что машина здесь. Тогда Рат хлопнул себя по лбу, расхохотался и, бросив: «Я сейчас», тоже исчез. Собственно, и я уже догадался, в чем дело. Абилов мешал Шахинову работать, но попросить его уйти было невозможно. Шахинов вручил ему термос и газету, а сам перешел в один из свободных кабинетов.
Однако Абилов чувствовал себя обязанным приступить наконец к оказанию практической помощи. Поэтому он без промедления вцепился в мою ориентировку. Попутно сообщил, что преступления, в том числе и кражи, необходимо раскрывать по горячим следам.
— Да, конечно, — согласился я, — только у нас и холодных-то не было.
И правда, вор действовал не по правилам: не оставлял отпечатков, крупных вещей, даже носильных, не трогал, их ведь еще вынести надо.
Абилов стал объяснять, что следы остаются всегда и надо только уметь их обнаружить. В чем конкретно должно было выражаться наше умение в данном случае, он почему-то не сказал.
Я смотрел на него и думал: «Не человек, а сплошной вопросительный знак». Почему он работает в МВД, а не в аптекоуправлении или институте по изучению метеоритной опасности, например? Почему в уголовном розыске, а не в Госпожнадзоре? Почему, наконец, он оказывает помощь на местах именно в раскрытии краж, а не убийств или грабежей? Скорее всего он и сам не знает. Зато глубоко убежден, что сумеет «обеспечить» порученный ему участок работы в любой известной человечеству области.
Вошел Шахинов, следом Рат с линейкой и набором карандашей.
— Здесь многое, — Шахинов приподнял, словно взвешивая, нашу справку, — но, оказывается, не все. Мы старались получить данные о самом преступнике, искали только его. Эта прямолинейность и завела нас в тупик. Гораздо меньше мы интересовались теми, кто приютил преступника и снабдил информацией.
— Да, объекты грабежа он выбирал без промаха, — согласился Рат.
— Взгляните-ка, — из груды бумаг Шахинов извлекает обязательный чертеж, — вот район массовой застройки. Дома, где совершены кражи, помечены. А теперь…
Мы с Кунгаровым заранее улыбаемся в ожидании знакомой фразы.
— …Подумаем графически, — продолжает Шахинов.
Любо смотреть, когда он работает линейкой и карандашом, в нем наверняка пропал конструктор. Линии, соединяющие дома с «крестами», образовали пятиугольник.
— Естественно предположить, что информатор живет в одном из соседних домов, но я внимательно изучил рапорты участковых, ваши данные, беседовал с председателями домовых комитетов — заподозрить кого-либо из жильцов в связях с преступником нет оснований. К тому же диапазон сведений для любого лица, проживающего в одном из домов, уж слишком велик. В то же время очевидно, что вор избегал краж за пределами строго ограниченного участка, идя на гораздо больший риск задержания. По-видимому, риск компенсировался осведомленностью.
— А вот у оперативников ее не было, — вставляет Абилов.
Шахинов косится на него, сам он никогда никого не перебивает.
— Значит, источник информации находится где-то внутри жилого массива, — Шахинов указывает карандашом на квадратик общежития химкомбината.
