— Салям, друг мой. Вы-то мне и нужны.
Кришна удивился.
— У меня есть к вам небольшое дельце. Может быть, зайдете?
Вход в помещение перегораживал деревянный барьер, под которым с одной стороны была прорезана дверка. Клиентов внутрь не пускали, они во весь голос излагали свои дела, стоя на улице.
Коданда отпер дверку под барьером. Кришна, согнувшись, пролез в помещение и сел на табуретку.
— Может быть, вас ждет какое-нибудь неотложное дело? — спросил Коданда. — Нет? А я, понимаете, встретил нашего общего знакомого, который работает в банке…
— Кого, Рамасвами? — спросил Кришна.
— Да, и он назвал вас.
— В связи с чем?
— Да так, ничего особенного, — сказал Коданда, спохватившись, что ему следует выражаться более туманно.
— Вы ведь знаете, я занимаюсь издательским делом уже тридцать лет… — Его печатная продукция состояла из школьных и общих тетрадей и записных книжек, и еще он печатал свое имя на карандашах, изготовленных в Баварии. — Так вот, я купил небольшую печатную машину и хочу расширить мое дело. Я хочу выпустить несколько книг для детей, и некоторые добрые люди уже пишут для меня эти книги применительно к младшим классам школы.
— А как вы будете их сбывать?
— О, они пойдут под маркой учебников. Я уже обеспечил себе поддержку кое-каких влиятельных лиц. Вы ведь знаете, правительство только что назначило меня членом школьного совета, а в муниципальном совете я состою уже давно. Я хочу на своем скромном поприще по мере возможности служить публике. Бог из храма в Тирупати дал мне в руки дело, которое себя окупает, и не отказал мне в крепком здоровье. Так не эгоизмом ли было бы с моей стороны успокоиться на достигнутом и ничего не сделать для публики? Одобрил бы бог такое поведение? Вот вопрос, который я постоянно себе задаю.
— И правильно делаете, — сказал Кришна, чувствуя, что уже молчал слишком долго.
— Моя первая книжка — это небольшой сборник сказок о Темали Раме[31], и меня интересует, не сделаете лы вы иллюстрацию для обложки.
Услышав это, Кришна вздрогнул. От волнения он так подался вперед, что чуть не упал с табуретки.
— Вы хотите сказать… — начал он, — что предлагаете мне работу иллюстратора?
Коданда опять вспомнил об осторожности — нельзя выказывать слишком явный интерес.
— Нет-нет. Я только хотел услышать ваше мнение. У меня ведь есть десятки знакомых художников. Я просто подумал, может, вам тоже захочется попробовать.
— Ну разумеется. Не беспокойтесь. Сделаю для вас все, что могу.
Коданда благодарно стиснул его руку.
— Меня только одно смущало — не слишком ли вы заняты.
— Как я могу быть слишком занят, если речь идет о том, чтобы услужить другу! — сказал художник, но тут в уме у него возник тревожный вопрос — а вдруг этот человек истолкует его слова так, что он готов оказать ему услугу бесплатно? Он поспешил добавить: — Повторяю, я всегда готов оказать услугу друзьям, и с друзей я беру за работу меньше, чем с других. — «Другие» существовали только в его воображении. Ему редко доводилось получать заказы, и еще реже — предъявлять счета.
— Знаю, знаю! — воскликнул издатель. — Я бы с радостью заплатил самую высокую цену, но дело мое еще только развертывается. Я питаю глубочайшее уважение к художникам, но бог должен послать мне побольше денег. Пользоваться чьей бы то ни было работой бесплатно не в моих привычках. Я заплачу, что могу. Но какая бы это ни оказалась сумма, я буду просить вас принять ее не как плату, а лишь как знак моего уважения.
Расставшись с Кодандой, Кришна не шел, а летел на крыльях. Издатель поручил ему изобразить на рисунке знаменитого плута Темали Раму и его кошку. Царь подарил своим приближенным по кошке и обещал награду тому, чья кошка окажется самой сытой. Темали Рама несколько дней морил свою кошку голодом, а потом налил ей в миску кипящего молока. Кошка обожглась и после этого даже смотреть на молоко не хотела. Темали Рама показал этот фокус царю, и царь поверил, что кошка воротит нос от молока по причине великой сытости. Кришне было предложено нарисовать эту сцену. Он представил ее себе и по дороге домой уже видел во всех подбробностях. Потом разом спустился с облаков на землю, вспомнив, что дома у него нет ни туши, ни пера, ни бумаги. И в кармане — ни единой аны.
