Наконец нас запустили в самолет. Мое место было у окна, и все время, пока самолет стоял на земле, а потом взлетал, я выглядывала наружу. Дрожание самолета испугало меня, и я крепко вцепилась в подлокотники, бросив на мать взгляд в поисках утешения, однако ее глаза были закрыты.
Двигатели заревели, самолет разогнался настолько быстро, что меня прижало к спинке кресла, а потом я вдруг почувствовала себя очень тяжелой — самолет оторвался от земли. В ушах зазвенело, и я сглотнула, чтобы в них щелкнуло, — Мена научила меня этому перед тем, как я уехала, — а потом самолет выровнялся, и все успокоилось.
Большие и маленькие города под нами казались игрушечными, и я с высоты полета наблюдала, как машины, словно по линиям на бумаге, разъезжали туда-сюда. Потом мы пролетели сквозь облака — какое-то время нас немного трясло — и вынырнули в яркий солнечный свет. Прозвучало «бип», и пассажиры стали время от времени ходить по салону.
Я прочитала журнал, что лежал передо мной, но потом, последовав примеру матери, уснула и спала почти до конца полета. Проснулась я оттого, что мать трясла меня за плечо, говоря, что мы прибыли в Пакистан.
Я спустилась по трапу самолета, и у меня тут же перехватило дух от сильной жары. Я почувствовала слабость и тошноту, желудок скручивало. Когда мы зашли в терминал, к нам подошел кули[18], и мать принялась с ним торговаться. Судя по всему, она делала это уже далеко не в первый раз. Мне, усталой и измученной, странно было видеть, что мать хорошо справляется с чем-то во внешнем мире. Они сторговались, и кули, взяв наш багаж, повел нас к выходу из терминала.
Когда я снова оказалась снаружи, жара навалилась на меня, и меня стошнило у двери. Почувствовав облегчение, но вместе с тем и смущение, я оглянулась по сторонам в поисках матери, но ее нигде не было. Я запаниковала. Какие-то дети, почти вдвое младше меня, подошли ко мне, протягивая руки и умоляя:
— Пожалуйста, дайте нам денег.
— Я так голоден, я ничего не ел уже несколько дней.
Мне стало жаль детей: они были худыми и чумазыми, со спутанными волосами и перепачканными лицами. Но у меня не было денег. Дети подошли ближе, и теперь я могла не только видеть, насколько грязная у них одежда, но и ощущать ее запах.
В эту минуту я увидела мать, ожидавшую меня у стоянки такси. Она нетерпеливо махнула рукой и крикнула:
— Идем! Что ты там делаешь? Скорее!
Все вокруг выглядело так непривычно после серого неба и темных зданий Глазго. Странно было думать, что всего двенадцать часов назад я была в другом мире.
Вдоль дороги, по которой мы ехали, я видела людей, которые были одеты так же, как мы дома, но на этом сходство заканчивалось. Дети бродили по тротуарам и выкрикивали:
— Чашка чая за две рупии, кто хочет купить чашку чая?
Они и отталкивали друг друга от окон машин, и смешили меня, но не пролили ни капли. Женщины несли что-то в корзинах, выкрикивая на ходу цену товара. У обочин мужчины готовили еду на открытом огне, и резкие пряные запахи наполняли салон такси, несмотря на закрытые окна. Автобусы и грузовики были раскрашены во все цвета радуги, а велосипедисты то выныривали, то снова исчезали в реке дорожного движения.
Потом мы покинули запруженный транспортом город и поехали по проселочной дороге. Водитель сбавлял скорость, когда проезжали маленькие городки, один оживленнее другого. Все выглядело грязным, и было очень жарко.
Когда мы наконец остановились, было темно и казалось, что нас забросило куда-то на край света. Уличных фонарей не было; все утопало в кромешной тьме, и только вдали виднелся тусклый свет.
Вдруг послышался приближающийся стук копыт, и, к моему изумлению, из темноты появилась лошадь, запряженная в телегу. Возница спрыгнул на землю, поприветствовал мать, обняв ее огромными ручищами, и помог водителю такси перегрузить чемоданы на телегу. Он сказал мне, что он мой дядя Гхани. Мне показалось, что он сказал «Ганди», и, поскольку из-за темноты я не могла его хорошо рассмотреть, я представила его стариком в круглых очках. Даже голос у него был стариковский.
Я села на твердое деревянное сиденье рядом с матерью. Телега дернулась, когда дядя прищелкнул языком, давая лошади команду трогаться, и я чуть не упала. Сиденье было неудобным, и по дороге нас сильно трясло, но я впервые ехала на телеге, запряженной лошадью, и не могла сдержать улыбки.