Реальность застала меня врасплох. Вот холмик земли, а под ним — все, что осталась от моей матери. Вплоть до этого момента я ничего не ощущала, меня наполняла немота. Я подумала: «Надеюсь, ты попала на небеса, правда надеюсь». Я подумала, какой всесильной была при жизни мать, а теперь превратилась в ничто. Воистину, прах ты и прахом станешь. Я не плакала, мне просто было жаль ее. Я рассыпала лепестки роз по холмику. Под ним было то, что казалось мне ничем, и тем не менее тут покоилась моя мать. Я зажгла ароматическую палочку и поставила ее на холмик. Шофер и служанка оставили меня на несколько минут и ждали у машины. Увидев могилу матери, я почувствовала, что стала сильнее. Я подумала, что готова столкнуться с тем, что ждет меня в доме матери, что бы это ни было; я смогу за себя постоять.
С этими мыслями я вернулась к машине, и мы поехали. Оказавшись в селении при свете полуденного солнца, я огляделась по сторонам и подумала, что оно выглядит меньше, чем я помнила, и все здесь не такое уж устрашающее, каким представлялось двадцать лет назад. Я открыла ворота и прошла во двор дома матери. Я не узнала никого из женщин, что сидели на полу и читали молитвы. Поникшее дерево по-прежнему росло во дворе и даже стало выше, чем мне помнилось. Двор выглядел, как и раньше, только сбоку к дому пристроили какое-то помещение. Я вошла внутрь, где, как и снаружи, все осталось точно таким же. Те же две кровати и вентилятор в углу.
Тара и Мена сидели на одной из кроватей. Они, увидев меня, расплакались. Я не знала, обнимать их или нет, но тут Тара поднялась и протянула ко мне руки. Я шагнула навстречу сестре и обняла ее. Я не могла плакать, мне было грустно, очень-очень грустно, но плакать я не могла. Обняв Мену, я села на кровать рядом с сестрами. Я спросила, где Манц, и Тара сказала, что он где-то здесь. Я переживала по поводу встречи с ним, но знала, что мне ничего не грозит, потому что здесь Сайбер, кроме того, со мной Нура, а снаружи ждет водитель. Я не была многословной, как и Тара с Меной. Они спросили, как я добралась, где остановилась и все в том же духе. Молчание не было напряженным, просто не время было вести разговоры.
Через несколько часов Манц вошел в комнату и посмотрел на меня. Я поднялась с кровати, не зная, что делать и что говорить. Он подошел ко мне, и я внутренне сжалась, подумав: «Что он собирается сделать?» Но он только сказал:
— Я рад, что ты приехала. Мать умерла у меня на руках и перед смертью сказала, что хочет, чтобы мы с тобой перестали враждовать. Можешь оставаться здесь столько, сколько захочешь.
Манц подошел еще на шаг и неуклюже обнял меня.
Я кивнула. Я понимала, что мы никогда не станем друзьями, но теперь наши отношения, по крайней мере, не выйдут за рамки цивилизованных и можно больше не бояться брата.
В этот момент в комнату вошли Сайбер и Салим.
— Эй, ты все-таки приехала!
Они были рады меня видеть. Сайбер даже назвал меня Сид. Я растрогалась.
В этот день пришло не очень много женщин, чтобы помолиться за мать, однако завтра все будет иначе, потому что церемония третьего дня является важной вехой траурного периода. Перед тем как я ушла, Тара попросила меня быть завтра как можно раньше, около половины девятого утра. Назад мы ехали уже в сумерках, солнце закатывалось за горизонт. Люди возвращались домой медленно, утомленные тяжким трудом, лошади и телеги не спеша тарахтели по рытвинам дороги. Я тоже чувствовала себя обессиленной.
На следующий день какие-то женщины уже сидели во дворе и читали молитвы, когда я в восемь пятнадцать подъехала к дому матери. В конце двора были поставлены три стула, и я подумала, что на них будем сидеть мы, но все равно сначала зашла в дом. Тара сидела на кровати, вид у нее был усталый. Она подняла на меня взгляд и сказала:
— Мне нравится, как ты оделась. Мы весь день будем сидеть на улице, так что нужно утепляться.
На мне были голубой шальвар-камиз, вязаная кофта и теплая черная шаль. Я не ожидала услышать что-то подобное от Тары, а потому смогла пробормотать в ответ лишь просто «спасибо».
После завтрака людей во дворе стало больше, поэтому мы обмотали шарфами головы и пошли к стульям. Я села на крайний, Мена посередине, а Тара с другой стороны. Я огляделась и заметила, что женщины смотрят на меня, отчего мне стало как-то неуютно. Я наклонилась к Мене и прошептала ей на ухо:
