— Вторая кровать с того конца, — ответила медсестра, указывая на нее и ободряюще улыбаясь.
Я прошла четыре кровати, и на каждой спал пожилой мужчина. А потом стала в ногах той, на которую указывала медсестра. Человек, которого я увидела, не был похож на моего отца. На постели лежал седой, болезненного вида мужчина, к руке которого была присоединена капельница. На пороге смерти. Я чуть было не вернулась к медсестре, чтобы переспросить, не ошиблась ли она. Но потом он открыл глаза, и лицо его озарилось той самой яркой улыбкой, которую я всегда любила.
— Я знал, что ты придешь, — произнес папа тихим голосом, так что я едва смогла разобрать слова.
Я подошла к краю его кровати, мы обняли друг друга и долго не разнимали объятий. Мы молчали. У меня на глаза навернулись слезы, но я не хотела, чтобы папа видел, как я плачу, поэтому я часто заморгала, сдерживая их. Наконец мы разомкнули объятия.
— У тебя такой болезненный вид, папа. Что случилось?
Отец выглядел не просто больным; казалось, что ему восемьдесят пять, а не пятьдесят пять, как было на самом деле.
Папа слабо покачал головой.
— Да нет, мне уже стало лучше. Видела бы ты меня на прошлой неделе. — Он смолк, пристально изучая мое лицо. — А ты выглядишь, как всегда, неплохо, Сэм. Ты счастлива?
— Да, папа, — сказала я, жалея, что не догадалась привезти с собой фотографии Азмира и Азима. Помня собственное детство, я позаботилась, чтобы у нас было множество фотографий мальчиков, и на каждом этапе их юных жизней. Иногда, когда сыновья были в школе, я смотрела на эти снимки и жалела, что на себя в таком возрасте посмотреть не могу. — Теперь я очень счастлива.
Мы проговорили не один час, предаваясь воспоминаниям обо всем, что делали вместе, о временах, когда папа тайком водил нас в зоопарк, на ярмарку или в библиотеку и как ему потом попадало.
— Достань, пожалуйста, радиоприемник вон оттуда, — указал отец на тумбочку возле кровати.
Я открыла дверцу, достала маленький голубой приемник и передала папе.
— Нет, оставь его у себя, — сказал отец. — Отдай моему любимому внуку.
Я спрятала приемник в сумку, а на глаза снова навернулись слезы. Это выглядело как прощальный подарок. Мне хотелось побыть с папой еще, но он сказал, что Манц обычно приходит навещать его в полдень и он не хочет, чтобы мы встретились. Я обняла и поцеловала отца, перед тем как попрощаться. Выходя из палаты, я продолжала оглядываться и махать рукой.
Живя в детском доме, я видела отца чаще, чем за все последующие годы, и в детском доме я была счастливее всего. Я знала, что это не простое совпадение.
Как я и ожидала, Сайбер больше не звонил мне до смерти отца.
— Похороны во вторник, — сказал он. — Мы хотели похоронить его завтра, но нам не разрешили забрать его из больницы.
— Я приеду первым поездом во вторник, — произнесла я, пытаясь справиться с комом в горле. — Буду на месте около десяти.
— Да, думаю, это правильно. И уехать тебе лучше в тот же день. Все будут расстроены, так что не стоит тебе затягивать визит и расстраивать их еще больше, — сказал он, после чего раздались гудки отбоя.
Я дрожащей рукой положила трубку и разрыдалась. Осгар обнял меня и принялся покачивать, как я обычно делала, когда кто-то из мальчиков расстраивался. Мы решили, что ему не стоит ехать на похороны, потому что его присутствие только подлило бы масла в огонь. Осгар понимал, что Манц не слишком ему обрадуется, и не хотел становиться причиной скандала в такой день.
Я приехала в Глазго и села в такси. Мать переехала из района, который называла «маленьким Пакистаном», после того как я сбежала из дому, а Манца посадили в тюрьму. Сайбер сказал, что ей тяжело было оставаться там, где люди знали о случившемся. Я вошла в дом и увидела Сайбера, ожидавшего меня в коридоре. Я протянула руки, чтобы обнять брата, но тот отстранился. Я подавила желание всхлипнуть, а Сайбер опустил взгляд в пол и указал на одну из дверей.
— Женщины там, — сказал он.
Я туго обернула вокруг головы шарф и шагнула в комнату. На полу сидели человек десять женщин, они плакали и читали молитвы. Тара, Ханиф и Мена сидели в центре комнаты. При виде Мены у меня екнуло сердце, и я пошла к сестрам со слезами на глазах. Тара подняла на меня взгляд. Мне до боли захотелось, чтобы она обняла меня. Мы никогда не были близки, но приходились друг другу родными сестрами, и наш отец только позавчера скончался. Мне хотелось скорбеть вместе с ними, разделить то единственное, что было для нас общим.
