Совсем недавно общественность отмечала сорокалетие научной деятельности Ренара.
Ренар уже много лет работал над изучением лучевой болезни — общего заболевания организма, вызываемого проникающей радиацией, которая, ионизируя молекулы живых тканей, вызывает их распад.
После взрывов атомных бомб в Хиросиме и Нагасаки Ренар добился командировки в Японию, где в течение нескольких лет руководил специальными клиниками. Его интересовали больные, пострадавшие от проникающей радиации — потока гамма-лучей и нейтронов, возникающего при атомном взрыве.
За годы, проведенные в Японии, Ренар сделал множество наблюдений над несчастными, пораженными невидимыми лучами. Эти наблюдения оставили у него тяжелое, удручающее впечатление. В сущности, никакого лечения не было, и ему приходилось ограничиваться клиническими исследованиями и систематизацией фактов. Ренар глубоко переживал свое бессилие помочь пострадавшим.
Его тревожила новая гонка вооружений. Ученый считал ошибочными приводимые статистикой цифры, согласно которым из общего числа жертв в Японии лишь 15–20 процентов погибло от излучения, а остальные умерли от взрывов и ожогов.
— Несомненно, — говорил он, — что многие, получившие смертельную дозу облучения, умерли не от него, а от ожогов или взрывной волны. Но это объясняется тем, что японские города не были подготовлены к атомному нападению. В будущем, когда население при атомном взрыве будет находиться в убежищах, основное число жертв будет от излучения, которое способно проникать даже сквозь значительные толщи материалов.
И ученый решил, что если невозможно помешать применению атомного оружия, то его моральный долг — найти средство борьбы с поражающим действием атомного взрыва. С тех пор он с поразительным упорством добивался намеченной цели. В этом отношении в характерах Ренара и Гонсало было много общего: оба настойчивые, целеустремленные, волевые.
Нынешнее свидание было для обоих радостным. Работы Ренара интересовали журналиста, и разговор шел о них.
— В чем же заключается механизм поражения клетки ионизирующим излучением? — спросил Гонсало, протягивая руку с длинными пальцами к пепельнице.
— К сожалению, на этот вопрос, дорогой Луис, трудно ответить. Надо прямо сказать, что наши знания по физиологии клетки еще недостаточны. В общих чертах механизм повреждения можно описать так. Как известно, человеческий организм почти на 75 процентов состоят из воды; проникающая радиация, ионизируя молекулы воды, вызывает распад ее. В тканях появляются ионы водорода и гидрооксила, которые, являясь активными окислителями, взаимодействуют с молекулами белка, образуя новые вещества. Ионизирующая радиация действует также и непосредственно на молекулы живого белка, вызывая его изменение и даже расщепление. Ионизированные молекулы вступают в химические реакции с нейтральными молекулами. В результате в самом органическом веществе образуются новые химические соединения, отравляющие организм. Наступают необратимые изменения белковых тел, поражаются ферментные системы. Но в первую очередь эти химические продукты оказывают воздействие на нервную систему, нарушая прежде всего функцию коры больших полушарий головного мозга. А это уже приводит к нарушению работы других органов.
— Но, позволь, Артур, — запротестовал журналист. — Ты утверждаешь, что прежде всего поражается нервная система. Но, если я не ошибаюсь, лучевое заболевание рассматривается некоторыми учеными как заболевание определенных органов, например, кроветворных или других.
— Да, но это уже следствие. Видишь ли, Луис, в нашей медицине господствует все еще порочный вирховианский принцип. Всякие патологические процессы в организме объясняются местными локальными изменениями клеток. Такой взгляд неизбежно приводит к ложным выводам. Я глубоко убежден, что лучевой синдром следует рассматривать, как общее заболевание организма с особенным учетом реакции нервной системы.
— Я вижу, ты исходишь из положения Павлова о ведущей роли нервной системы, — заметил Гонсало.
— Вот именно. В молодости мне посчастливилось встретиться с этим великим ученым на Международном конгрессе физиологов. И с тех пор я всё больше убеждаюсь в глубокой справедливости его положений. Не преувеличу, если скажу, что беседа с Павловым дала направление всей моей научной деятельности.
