Фрейлейн Бюрстнер, слушавшая сквозь смех, приложила палец к губам, чтобы удержать его от крика, но было уже поздно, К. слишком вошел в роль. «Йозеф К.!», — протяжно выкрикнул он, не так, впрочем, громко, как грозился, но все же так, что этот внезапно вырвавшийся возглас, казалось, лишь постепенно распространяется по комнате.
Раздался стук в дверь, ведущую в соседнюю комнату; удары были сильные, резкие и равномерные. Фрейлейн Бюрстнер побледнела и прижала руку к сердцу. К. испугался особенно сильно потому, что он еще некоторое время совершенно не способен был думать о чем-то другом, кроме утреннего происшествия и девушки, которой он его изображал. Едва опомнившись, он бросился к фрейлейн Бюрстнер и схватил ее за руку.
— Не бойтесь, — зашептал он, — я все улажу. Но кто это может быть? Здесь же рядом с вами комната, в которой никто не спит.
— Спит, — прошептала фрейлейн Бюрстнер на ухо К., — со вчерашнего дня здесь спит племянник фрау Грубах, он капитан. И как раз оказалось, что других свободных комнат нет. Я тоже об этом забыла. И надо было вам так орать! Теперь я пропала.
— Но для этого нет никаких оснований, — сказал К. и, поскольку она теперь откинулась на спинку оттоманки, поцеловал ее в лоб.
— Нет, нет, — сказала она и поспешно вновь села прямо, — идите же, идите же, ну что вам надо, он же подслушивает за дверью, он же все слышит. Как вы меня мучаете!
— Я уйду не раньше, — сказал К., — чем вы немного успокоитесь. Перейдемте в тот угол комнаты, там он не сможет нас услышать.
Она позволила увести себя туда.
— Вы просто не подумали о том, — говорил он, — что для вас речь тут может идти хоть и о неприятности, но уж никак не об опасности. Вы знаете, как фрау Грубах, которая ведь в этом деле все и решает, тем более что капитан — ее племянник, меня просто-таки чтит и всему, что я говорю, безоговорочно верит. Она и в ином отношении от меня зависит, поскольку заняла у меня значительную сумму. Предложите, как вы хотите объяснить, что мы тут с вами вместе делали, я приму любое ваше предложение, если в нем будет хоть капля целесообразности, и я обязуюсь довести фрау Грубах до такого состояния, что она это объяснение не только публично, но действительно и искренне примет. И меня при этом вам никоим образом не нужно щадить. Если вы хотите объявить, что я на вас покусился, то фрау Грубах будет проинструктирована в соответствующем смысле и поверит в это, нисколько не утратив ко мне доверия, настолько она ко мне привязана.
Фрейлейн Бюрстнер молчала и несколько потерянно смотрела перед собой в пол.
— Почему бы фрау Грубах и не поверить, что я на вас покусился? — прибавил К.
Перед его глазами были ее волосы, расчесанные, низко перехваченные и туго собранные, рыжеватые волосы. Он надеялся, что она поднимет к нему лицо, но она, не меняя позы, сказала:
— Извините меня, я больше из-за этого неожиданного стука так испугалась, а не из-за возможных последствий того, что там этот капитан. После вашего крика в комнате было так тихо, а тут — стук, поэтому я так и испугалась, к тому же я сидела близко от двери, и застучали почти возле меня. За ваше предложение я вам благодарна, но я его не принимаю. Я сама могу ответить за все, что случается в моей комнате, и перед всеми. Я только удивлена, что вы не замечаете, как оскорбительно для меня ваше предложение, независимо от ваших, естественно, благих намерений, которые я, конечно, ценю. Но теперь идите, оставьте меня одну; теперь я в этом нуждаюсь еще больше, чем прежде. Из тех нескольких минут, о которых вы просили, теперь уже получилось полчаса с лишним.
К. схватил ее пальцы, потом запястье.
— Но вы на меня не сердитесь? — спросил он.
Она стряхнула его руку и ответила:
— Нет-нет, я никогда и ни на кого не сержусь.
Он снова сжал ее запястье, на этот раз она стерпела и так и повела его к двери. Он твердо решился уходить. Однако перед самой дверью остановился, словно не ожидал встретить здесь дверь; фрейлейн Бюрстнер воспользовалась мгновением для того, чтобы высвободиться, открыть дверь, выскользнуть в прихожую и оттуда прошептать К.:
