Однажды осенней ночью несколько мужчин собрались вокруг костра на склоне холма. Они служили в небольшом подразделении вооруженных сил конфедератов и ожидали приказа выступать. Их серая форма был изношена до предела. Один из них разогревал что-то в жестянке на углях. Двое других лежали, вытянувшись, на некотором расстоянии, а четвертый пытался прочитать письмо и с этой целью поднес его поближе к свету. Он расстегнул воротничок и верх фланелевой рубашки.
— Что это у тебя там на шее, Нед? — поинтересовался один из мужчин, лежавших в темноте.
Нед, или Эдмон, машинально застегнул пуговицу рубашки и ничего не ответил. Он продолжал читать письмо.
— Там портрет твоей милой, а?
— Да нет там никакой девчонки, — предположил человек у костра. Он снял оловянную кружку и теперь помешивал ее содержимое тоненькой палочкой. — Там у него что-нибудь от сглаза, все эти колдовские дела. Их попы дают им, чтобы уберечь от беды. Знаем этих католиков. Вот так этот френч и не получил ни царапины, с тех самых пор как он в отряде. Эй, френч! Скажешь, я не прав?
Эдмон рассеянно оторвал взгляд от письма.
— Что такое? — спросил он.
— У тебя ведь там колдовская штучка на шее, скажешь, нет?
— Точно, Ник, — отозвался Эдмон, улыбаясь. — Не знаю, как бы я пережил эти полтора года, если бы не она.
Сердце у него заныло, когда он прочитал письмо, его одолела тоска по дому. Эдмон вытянулся на спине, глядя на мерцающие звезды, но не думал ни о звездах, ни о чем-нибудь еще, а вспоминал весенний день — тогда еще пчелы жужжали в ломоносах, и его девушка попрощалась с ним. Он вспоминал, как она сняла с шеи золотой медальон с миниатюрными портретами ее отца и матери, с их именами и датой свадьбы. Это была ее самая ценная вещь в этом мире. Эдмон снова ощутил складки легкого белого платья девушки, видел, как спадают широкие рукава, когда она обвила прекрасными руками его шею. Ее прелестное лицо, зовущее, печальное, измученное болью расставания, встало перед ним так ярко, как будто она сама, живая, появилась перед ним. Он перевернулся, зарылся лицом в сгиб локтя и лежал тихо и неподвижно.
Глубокая и коварная ночь, тихая и обманчиво мирная, опустилась на лагерь. Эдмону снилось, что красавица Октавия принесла ему письмо. У него не было стула, чтобы предложить ей, и он мучительно стыдился вида своей одежды. Он стыдился и той жалкой пищи, которая составляла его обед, когда он просил ее разделить его с ним.
Ему приснилась змея. Она обвилась вокруг его шеи, а когда он попытался схватить ее, скользкая тварь высвободилась из его хватки и исчезла. А потом его сон прервался криками и шумом.