Олег тоже не делает поблажек, однако личного досмотра мне ни разу не устраивал. Мы уважаем друг друга. Мой талисман в сумке вместе с другими вещами без вопросов проходит гамма-контроль. Надеюсь, после сегодняшнего дня Олега не уволят. Я бы с радостью не подставлял парня, но судьба не дает мне выбора.
Возле четвертой рамки — легкий затор. Народ вокруг не очень громко, но бухтит. На четвертом номере, оказывается, сегодня дежурит Макаров, и именно он прицепился к бывшему профессору языкознания. На поднос возле рамки выложены горкой все мелочи из его карманов, вплоть до засохшей конфеты, и дядю Диму, похоже, раз десять уже прогоняли туда-сюда сквозь рамку.
Теперь Макаров орудует ручным сканером — с гестаповской неторопливостью, словно совершает экзекуцию над провинившимся. Все давно знают, что у бывшего профессора железный винт в суставе, и есть соответствующая справка. Но сегодня Йорга имел неосторожность эту справку не взять с собой. А охранник делает вид, будто раньше той бумажонки в глаза не видел.
«Какой садист, однако», — шепчет у меня над ухом невидимый ангел Рафаил. А Мисаил, по обыкновению, хихикает: «А, может, он голубой? Такие, наверное, готовы задаром служить в охране…»
Спасает дядю Диму официальный кортеж. Макаров выпускает из своих когтей бывшего профессора, после чего всех нас, уже досмотренных, выстраивают в ряд вдоль стенки. Мы стоим за прозрачным, но прочным барьером и терпеливо ждем: никто не должен случайно помешать проезду в Кремль Первого лица или тем более намеренно, с провокационной целью броситься ему под колеса.
Когда машины в окружении мотоциклов эскорта благополучно проезжают мимо, нас строят для выхода на территорию. Дядя Дима, оказавшийся у меня за спиной, тихо бормочет:
— Ой как неудобно вышло.
Я оборачиваюсь и вижу, что бывший профессор семенит следом какой-то странной походкой, рукой держась за поясницу.
— Что, в поясницу вступило? Или геморрой? — сочувствую я.
— Макаров — вот наш главный геморрой, — отвечает сердито дядя Дима. — Замучил меня, фашист проклятый, своим сканером: шаг вперед, шаг назад, шире, еще шире, подними ногу, выше, еще выше… В конце концов, мои рабочие штаны не выдержали — и по шву. Президент мимо нас проехал, а я в порванных штанах.
— Ну и что? — Я пожимаю плечами. — Сейчас зашьете. Можно подумать, президент никогда раньше не видел рваных штанов. Вряд ли вы его сильно удивили, домнул Йорга. К тому же он даже не наш президент.
— Не наш, — соглашается бывший профессор. — Но все равно… Очень, знаете ли, неудобно.
09.40–11.20
Прибытие в Кремль
Встреча с народным артистом Российской Федерации кинорежиссером М. С. Оболенцевым по его просьбе
По пути в Кремль мне опять поплохело. Чугунная слива решила применить новую тактику: если раньше она стучалась во мне метрономом, отбивала степ или, на худой конец, долбила дятлом, то теперь она превратилась в экстремистку-скейтбордистку на внутренней стенке черепа. Минуту-другую она не подавала признаков жизни, чтобы обмануть мою бдительность, но едва я расслаблялся, как она тут же начинала в бешеном темпе перекатываться от правого уха к левому и обратно, выбирая то трассу через лоб, то дорогу через затылок, то совсем уж крутой маршрут с заездом в нижнюю челюсть.
Если бы льняной референт Вова хоть немного помельтешил у меня перед глазами или, Боже упаси, вякнул бы мне хоть полслова, я выкинул бы его из машины на полном ходу. Однако чуткий холуй вошел в резонанс с начальством и всю дорогу просидел, вжавшись в спинку дальнего сиденья, прикрывшись газетой и предусмотрительно онемев — хоть вручай ему на хранение ядерный чемоданчик.
Чтобы разрядить накопившуюся злость, я сломал об колено пару казенных карандашей, а когда и это не помогло, приоткрыл окно салона, накопил во рту побольше горькой слюны и сплюнул по ветру — очень надеясь при этом попасть в шлем ближайшего мотоциклиста эскорта. После чего я занялся государственными делами, благо на сиденье обнаружилась ранее не замеченная папка из Минюста.
Я перелистал их бумажонки одну за другой и с каждой новой удивлялся все сильнее. Ну ни хрена себе законнички! Они там чего — совсем уже того? В связи с глобальным потеплением и массовым разжижением мозгов ведомство богини Фемиды подсунуло мне на подпись целых 5 (пять!) проектов помилования. Этих мы, значит, выпустим, а зону топтать у нас поэт Пушкин будет?
