— Тебе осталось жить совсем немного: три-четыре дня, — бесстрастно сообщил призрак, — ты и так обречен. — Решай!
— А, черт с ним! — решился Хобот. — Я согласен — вселяйся!
Призрак стремительно приблизился и разбился изумрудными брызгами, столкнувшись с уголовником. В темноте яркой зеленью сверкнули глаза Хобота, который как-то необычно ссутулился и, как показалось горбуну, стал даже меньше ростом. Едва призрак исчез, слившись в единое целое с уголовным авторитетом, в прихожей хрущёвки вновь моргнуло, а затем стабильно заработало электрическое освещение. Вселившись в Хобота, чернокнижник проворно скаканул в сторону, оказавшись лицом к лицу с перепуганным не на шутку Пельменем.
— Жертва! — изменившимся голосом прошипел Хобот, резким ударом раскрытой ладони, словно острым ножом, пробивая грудину подельнику.
— Как… это… Хобот… — бледнея на глазах, произнес Славка, в горле которого что-то заклокотало, а от уголка губ к подбородку побежала тоненькая струйка крови.
— Жизнь за жизнь, — довольно оскалился колдун, вырывая из груди Пельменя сердце, — древний и справедливый закон!
Первушин еще некоторое время стоял, покачиваясь, с недоумением разглядывая зажатое в кулаке черного мага собственное пульсирующее сердце, выбрасывающее из разорванных артерий фонтанчики крови, а затем кулем свалился на заплеванный пол.
— Вот тебе и сходил за хлебушком! — запоздало охнул горбун, опасливо отодвигаясь от одержимого безумным духом пахана.
Хобот подошел к журнальному столику и с маху припечатал трепыхающееся сердце Пельменя к раскрытой книге. Затем какими-то дергаными движениями размазал ладонями свежую кровь по чистым страницам фолианта что-то гортанно напевая. На глазах изумленного Квазимого на пустых прежде страницах начали проступать причудливые буквы, незнакомые знаки и рисунки. Продолжая напевать, чародей отнял руки от книги и сложил из пальцев сложную фигуру, проявившуюся на одном из рисунков. Колдун, задрав голову к потолку, прогавкал несколько устрашающе звучавших фраз неизвестном гортанном языке, и меж его сложенных пальцев появился небольшой медный кубок с мятыми, поеденными патиной стенками. Кровь с фолианта чудесным образом переместилась в появившийся кубок.
— Ave Malchira, Princeps Vesperi, Ipsus Deus Chaosis, Pater Ater! Ave Sol Niger, Sol Mortuorum, MaLaCh ha-MoVeTh, Ave Stator Vesperi, Contraversor Orienti! [38] — торжественно произнес колдун, салютуя звездному небу медным кубком. — Vocamus Te, advocamus Te, veni et vince! [39]
Плеснув немного крови из кубка себе на грудь, одержимый демоном Хобот медленно осушил не малую размерами посудину. Опустев, кубок мгновенно исчез из рук чернокнижника. Брезгливо спихнув переставшее судорожно пульсировать сердце Пельменя с книги на пол, колдун захлопнул фолиант, провернул в замке ключ, вновь сделав содержимое магической книги недоступным для непосвященного.
— Сделано! — прошипел бесплотный дух, рывком отделившись от тела Хобота.
Едва дух чернокнижника покинул одержимого, авторитет покачнулся и едва не бухнулся на колени. Верный Квазимодо подскочил к пахану, придержал, не дав свалиться на пол.
— Я выполнил свою часть сделки, — заявил чернокнижник. — Теперь дело за тобой!
— Я… здоров? — Хобот обессилено опустился на диван.
— Я очистил тебя от чахоточной гнили, — подтвердил старикан. — Но могу вернуть её в любой момент! Помни об этом! И сохрани для меня книгу… Хранитель… — дух чернокнижника мерзко хихикнул.
— Я собираюсь свалить отсюда поскорее, — сообщил колдуну о своих планах авторитет.
— Я найду тебя сам, как только обзаведусь новым телом. Ты теперь меченный! — растворяясь в воздухе, прошелестело привидение. — Не вздумай меня обмануть — пожалеешь… — кинул на прощание колдун и окончательно исчез.
— Фух, — горбун тяжело опустился на диван рядом с паханом, — вот попандос, так попандос!
Дрожащими руками Квазимодо достал из кармана пачку сигарет, раскурил две штуки, одну из которых протянул Хоботу. Авторитет, не задумываясь, глубоко затянулся ароматным дымом, а затем выпустил тугую серую струю в потолок. Горбун с интересом наблюдал за действиями смотрящего:
