Пгт. Нахаловка 1980 г.
Старенький «Лиаз», громко взвизгнув тормозами, резко затормозил на перекрестке. Голова плотного светловолосого и короткостриженного парня, дремавшего на пассажирском сиденье, мотнулась на расслабленной шее и крепко врезалась в оконное стекло.
— Урод! — прошипел он, схватившись за ушибленное место.
Пыльный салон автобуса мгновенно наполнился раздраженными криками пассажиров, пострадавшими в какой-либо степени от резкого торможения.
— Не дрова везешь, козел! — обдав парня неприятным сивушным духом, выругался нелюдимого вида мужик, сидевший позади.
— Гонщик хренов! — добавил в общую копилку пацан лет пятнадцати, на голову которого свалилась с подставки тяжелая сумка.
— Яйца-то, яйца подавили! — завопила дородная тетка, державшая на коленях кошелку с продуктами. — Кто мне теперь ущерб вернет? А, ирод?
— А ну заткнулись все! — Из-за мутной пластиковой переборки, отделяющей водителя автобуса от салона, высунулась небритая физиономия. — Раскудахтались тут! Похороны по курсу…
Пассажиры, мгновенно забыв о перепалке, прильнули к забрызганным грязью окнам.
— Ох, батюшки-святы, — перекрестившись, запричитала толстенькая старушка в черном платке, — кто же это преставился, пока нас не было?
— Заткнись, дура! — зашипел на нее благообразный старичок в помятом костюме-тройке, сидевший рядом. — И креститься перестань, смотрят все!
Но на пререкающуюся парочку никто не смотрел — взгляды пассажиров были направлены в сторону похоронной процессии, медленно текущей по дороге, перпендикулярной движению автобуса. Во главе колонны скорбно шагало несколько мужчин с венками, украшенными траурными лентами. За венками следовали старики-пенсионеры, несущие на бархатных подушечках ордена и медали усопшего. Правительственных наград у покойника, к несказанному удивлению пассажиров автобуса, знающих в родном поселке «каждую» собаку», оказалось много, даже очень.
— Слушай, милок, — старушка в черном платке тронула за рукав парня, старающегося пристроить на место упавшую сумку, — у тебя глаза поострее: погляди, чого там на лентах прописано?
Паренек, высунувшись в приоткрытое окно, медленно прочитал:
— Сергею Филимоновичу Петракову от скорбящих…
— Это же Филимоныч! — ахнула старушка, вновь украдкой перекрестившись.
— Хто? — не расслышал её глуховатый сосед-старик. — Хто помер-то, а, Таисия?
— Филимоныч — сторож колхозный, помер! — прокричала ему в ухо бабка.
— Филимоныч? — пререспросил старичок. — Это Петраков, что ли?
— Он, царствие ему небесное! — кивнула старушка, вновь осенив себя «крестом».
— Таисья! — вновь недовольно прошипел старичок. — На людях же! Сколько раз говорить!
— Ох, батюшки, это я от переживаний… — Старушка закрыла нижнюю часть лица уголком завязанного под подбородком черного платка. — Ить я его перед самым отъездом видела — бодренький такой, как обычно… И на тебе — двух недель не прошло… Упокой, Господи, его душу, хороший был человек! — едва слышно добавила она.
— Слышь, Таисья, — проскрипел старичок, — а я и не знал, что у Филимоныча наград без счета…
— А где бы тебе, старому, знать? Ведь он их, сколь в Нахаловке ни жил, ни разу не надел. Даже на девятое…
— Точно! — согласился старичок. — Он ведь не наш, не Нахаловский.
— Он ить сюда уже пенсионером переехал, — наморщив лоб, вспомнила старушка, — сестра у него здеся, да и родня… Как приехал — так сразу в пастухи подался. А лет десять назад в сторожа перевелся. А чем до этого занимался — никто не знает.
— Твоя правда, — немного подумав, согласился старичок. — И ведь какое дело — от вопросов о прошлом всегда грамотно увиливал…
— Смотри, смотри — несут! — Бабка толкнула старичка локтем и прилипла к окну.
Когда траурная процессия «иссякла», автобус продолжил свой путь. Миновав еще пару перекрестков и железнодорожный переезд, «Лиаз» остановился у маленького деревянного здания поселкового автовокзала, утопающего в зелени.
— Приехали! — крикнул водитель автобуса, распахивая дверь с помощью специального рычага.
Пассажиры, нагрузившись всевозможными сумками, чемоданами, авоськами и тюками, потянулись к выходу. Светловолосый паренек терпеливо дожидался, не вставая с места, пока схлынет основная масса народу, забившая узкий проход между сиденьями. Когда проход освободился, парень встал, сдернул с подставки большую спортивную сумку неожиданно ярко-оранжевого цвета с иностранной надписью «Adidas» крупными буквами вдоль всего «борта». Закинув сумку на плечо, светловолосый парень, немного покачиваясь и широко расставляя ноги, направился к выходу. Спрыгнув с высокой подножки, паренек остановился и огляделся по сторонам.
