БЫЛО УЖЕ далеко за полночь. Гилрой выудил сигарету из открытой пачки в кармане. Только на мгновение он наклонился под приборной доской, чтобы скрыть вспышку спички. Когда он выпрямился…
По улице шел человек! Мужчина в пальто, слишком большом для него, в шляпе, закрывающей лицо, с маленьким свертком в левой руке…
Он остановился. Гилрой мог поклясться, что это выглядело нерешительностью. Человек взглянул на сверток так, будто словно только что его увидел. Затем он бросил его на обочину, возле коробки с мусором. И пошел дальше.
Гилрой вцепился в дверную ручку. Едва только открыв дверь, выругавшись, он тут же потянул ее на себя. Полицейская машина с белой крышей медленно проехала на север; Гилрой знал, что напарник водителя наверняка держит пистолет наизготовку перед опущенным стеклом.
На мгновение он прикинул свой шанс быстро пересечь улицу, подхватить сверток и последовать за убийцей, прежде чем тот скроется. Но Гилрой сидел напряженно, яростно и бессильно кусая губы. Это все равно что грабить банк в полдень.
Высокие колонны скрывали угол, к которому направлялся убийца. Когда тот пропал из поля зрения Гилроя, репортер понял, что он свернул на ту улицу.
В этот момент полицейская машина поравнялась с ним, и Гилрой увидел, что люди внутри внимательно изучают каждый дверной проем, каждую тень за столбами, темную стоянку, где он прятался…
А потом они проехали мимо, не заметив его. Когда они докатились до перекрестка, рука Гилроя судорожно сжала дверную ручку. Они не стали возвращаться обратно по этой же улице. Гилрой расслабился и осторожно открыл дверь. Убийца, должно быть, исчез.
Гилрой пригнулся и поспешил к ближайшей колонне, как солдат, бегущий под обстрелом. Он стоял там, пока не убедился, что его никто не заметил. Затем метался от столба к столбу, к тому месту, где лежал брошенный пакет.
Только на мгновение он остановился. В следующую секунду он схватил сверток на бегу и прижался к стене, зажав его под мышкой. Быстро двинулся вдоль здания к углу, где исчез маньяк.
Разумеется, там никого не было. Не сбавляя шага, больше походившего на бег, он спрятал сверток под пиджак, заткнув за пояс. Ближе к перекрестку он перешел на более спокойную походку.
Ему повезло, что он это сделал. Двое полицейских в центре северо-западного квартала, с оружием наголо, окрикнули его, велев остановиться. Он замер и стал ждать, демонстративно подняв руки над головой. Подойдя к нему, они перегородили путь с обеих сторон.
— Кто ты такой, черт возьми? — нервно пролаял один. — Что здесь делаешь?
— Гилрой, репортер из «Морнинг Пост». Бумажник с документами во внутреннем нагрудном кармане. Я безоружен.
Грубо, чтобы не показывать страх, полицейский слева от него вытащил бумажник. Просмотрев его в свете уличного фонаря, он передал документы своему товарищу.
— Ладно, — прорычал второй с нескрываемым облегчением, — можешь опустить руки, паршивый недоумок. Заявляетесь сюда и нагоняете страху!
— В следующий раз, — выругался второй, — чтобы упростить задачу, я буду стрелять во все, что движется. Мне все равно, даже если это будет сам мэр. Лучше я потом узнаю, кто это. Любой безумец, заявившийся сюда, иного и не заслуживает!
— Мы и так все на взводе, и только чудом не стреляем друг в друга, когда сталкиваемся. Но где же вам понять, бессердечным вонючим репортерам?
Гилрой усмехнулся.
— Ну-ну, ребята. Это всего лишь ваши нервы. Все, о чем вам нужно беспокоиться — это обычный маньяк. Но мне нужна история!
Первый полицейский разразился градом проклятий.
— Прекрати, Джо, — сказал второй как можно тише. — Мы возьмем этого типа на заметку и доложим о его вояже комиссару. Это его проучит.
Они ожидали, что Гилрой струхнет перед этой угрозой. Она означала бы отказ в официальных полицейских сводках. Но пока они молча шли к станции надземки, рука Гилроя успокаивающе нащупала грубый бумажный сверток под ремнем. Сводки — ха-ха!
СЛЕДУЮЩИМ утром в пять минут десятого Гилрой и его ближайший соратник, выпускающий редактор, были подняты со своих постелей и получили приказ немедленно явиться к комиссару полиции. Они встретились возле его кабинета.