— Превосходно, Боря! Сегодня же обзвоню всех своих, пусть побегают по фотомагазинам!
— Бедные фотолюбители! Они не знают, какая над ними нависла беда. Игорь Васильевич Курчатов скупает азотнокислый уранил. Отныне в Ленинграде не найдешь больше уранового усилителя.
— В Ленинграде? Если дело пойдет, то не только в Ленинграде. Фотографы уж как-нибудь обойдутся. Использовать соединения урана для любительской фотостряпни — это все равно, что стены червонцами обклеивать. Уран, Боря, такая штука… Может быть, мы получим с ним новые тяжелые элементы. И сумеем превратить массу в энергию. Кто знает? Не мне говорить тебе об этом.
— Ты чудак! «Папа» Иоффе отдал тебе на откуп всю атомную проблематику, а ты, похоже, переключаешься только на уран. Почему не радий? Не протактиний? Неужели только из-за той путаницы, которая проистекает из опытов Ферми и Жолио-Кюри? Тоже хочешь принять участие в трансурановой гонке?
— Отчего бы и нет? Давай разберемся. Европу мы с тобой, можно сказать, догнали. Что там ни говори, а двоякий распад облученного нейтронами алюминия установили мы. Ядерную изомерию у брома — тоже мы. А ведь Ферми первым начал облучать нейтронами все элементы подряд! Но крохотной особенности брома почему-то не заметил. Ведь так?
— Хвальба! Ишь расхвастался!
— Не расхвастался, Боря. — Курчатов замотал головой. — Нет и еще раз нет! Мы с тобой не гении. И Вибе тоже не гений, и Мысовский. Наши работы совершенно объективно говорят о том уровне, на который мы наконец вскарабкались. Это неплохой уровень. В тридцать третьем, когда я встретился на конференции с Жолио, у нас его не было. А теперь есть. Отчего же тогда нам не стать первыми? Ты говоришь: гонка! Отлично. Пусть будет гонка. Цель, надо сказать, у нее вполне достойная. Разве не так? Получить первый искусственный элемент — почетная задача, Боря.
— Зачем же тогда разбрасываться? Сколько сил ты отдаешь тому же циклотрону! Если все сейчас сосредоточено на уране, точнее — на тех продуктах, которые образуются при его облучении нейтронами, то стоит ли отвлекаться на посторонние вещи?.. Вспомни, пожалуйста, как ты говорил, что навсегда покончил с диэлектриками! Так? Так. Ладно. Допустим. Но скажи мне тогда, кто тебя подгонял писать монографию о сегнетоэлектриках? «Папа» Иоффе?
— А то не знаешь? Необходимо было подытожить результаты. Подвести черту. Я вовсе не собираюсь разбрасываться, Боря. Но так уж случилось, что досталась нам совершенно новая проблема. Все приходится делать самим. Даже за авторитеты не спрячешься. Где они, эти авторитеты?.. Нам очень нужен ускоритель. Нейтроны — это единственные ключи, с помощью которых можно проникнуть в атом, в его ядро. Без этих отмычек нам нечего делать на девяносто второй клетке.
— О чем говорить, Игорек? Я знаю, что циклотрон нужен как воздух. Но не слишком ли много сил ты затрачиваешь на него? Сил и времени?
— Все это окупается сторицей. Единственный в мире ускоритель находится в Америке, у Лоуренса. Поэтому, поверь мне, в трансурановой, как ты назвал ее, гонке скоро выйдут вперед никому не известные американцы. Нам ли себя обманывать? Мы не имеем права жить только сегодняшним днем. Нужно создавать атомную науку. Это главное. А открытия придут сами собой. В процессе работы.
— Ты в этом убежден?
— Абсолютно.
— Я, честно говоря, тоже. — Борис подмигнул и полез в карман, где лежали завернутые в пергаментную бумагу бутерброды. — Пожалуй, можно и перекусить, потому как катание с гор отменяется.
— Это по какой же такой причине?
— Просто мы с тобой слишком заговорились и вышли к самой железной дороге. Горы и деревенька остались там, левее. — Борис ткнул лыжной палкой в сторону просеки, которая открывала дальний заснеженный горизонт, холмистую, окаймленную зубчатым лесом равнину и дощатую триангуляционную вышку на моренной гряде.
— Дела!
— Очень жалеешь? Мы, правда, порядочного крюка дали, но можно и повернуть. Как порешим, так и сделаем.
— А, ладно! — Курчатов снял варежку, стал отряхивать с себя снег. — Зато хоть поговорили по-человечески. Видимся вроде часто, работаем вместе, а по-говорить-то как следует и некогда. Тоже мне, родные братья.
