— А именно?
— Он тогда в милиции служил.
— Там и познакомились? При каких обстоятельствах?
Митрофанов смущенно отвернул лицо.
— Известно, при каких: доставили меня туда. А все баба моя, будь она неладна!..
— Жена?
— Кто ж еще. Да мы и не жили с ней в ту пору. Решили разводиться, и отношения потому были сложные. Черт меня попутал!..
— Поди, подрались?
— Зачем! Я отродясь с ней не дрался. Она это… Заперлась в квартире, а я выпивши был, спать хотел. Ну, и стекла побил…
— Разбудили соседей, а они вызвали милицию?
— Кабы соседи! — с чувством проговорил Митрофанов — Теща!
— В чем выразилось ваше знакомство со Щегловым?
— Ну, в чем… Я, значит, в КВСе[2] находился, а он наблюдал.
— Обращались к нему с просьбами?
— Покурить просил. А так — нет.
— Он угощал вас?
— Зачем? Оставлял бычка, и на том спасибо.
— После этого встречались?
— Долго не виделись. Пока он из заключения не вернулся.
— Он сам вас разыскал?
— Нет, случайно встретились.
— Число не вспомните?
— В июле. Числа двадцатого.
— Кто кого первый узнал?
— Он меня.
— А после этого вы в наркологию легли, и он вас там стал навещать?
— Так точно!
— А после того, как вы с Ольгой выписались, он часто бывал у вас дома?
— Ни разу!
— И опять врете: был он у вас вместе с пьяным Алексеем. Еще Надежда Васильевна приходила, чтобы забрать мужа домой.
— А… Одиннадцатого числа, что ли? Ну так Лешка у нас спать улегся. А Надя пришла и стала ругаться.
Митрофанов примолк, посчитав, видимо, что дал исчерпывающие ответы. Но Брянцев думал иначе.
— И что дальше? — спросил он.
— Что дальше? — Митрофанов развел руками. — Увела его домой и дело с концом.
— Кто-нибудь помог ей?
— Ну, а как? Гера… — и Митрофанов запоздало хлопнул себя по губам. Вот зараза! Болтаю, сам не знаю, что! Я ж пьяный тогда был, будто сквозь сон слышал, как Надя на Ольгу ругалась. Потом дверь хлопнула, гляжу: никого нет! Ни Нади с Лешкой, ни Геры. А вместе они ушли или как — лучше спросите Ольгу. Хотя она тоже…
Брянцев смотрел на него с насмешливым прищуром. Митрофанов перекрестился:
— Ей-богу!
— Не боитесь, что Бог накажет? — спросил Брянцев.
— За что? — простодушно поинтересовался Митрофанов.
— А за вранье!
Митрофанов конфузливо осклабился:
— Это верно: вру! С детства такой. Отец-покойничек, бывало, лупцевал за это, а не помогло. Правда, и сам он враньем грешил. Потому, думаю, все от генов. С гнильцой они, видать, у меня…
— Ну хорошо, — остановил его Брянцев. — Если вы считаете, что виноваты гены, я в протоколе все же напишу, как оно было на самом деле: «Пьяного Алексея Полунина увели из моей квартиры его жена Надежда вместе со Щегловым».
Митрофанов обреченно развел руками:
— Куда денешься!.. Что было, то было.
— В этот день Щеглов больше в вашу квартиру не возвращался?
Митрофанов вытер ладонью взмокшее лицо.
— Где тут все упомнишь? Знать наперед — записывал бы…
— Ну, какие-то вещи и без записи при всем желании трудно забыть, — доверительно поделился Брянцев. — Взять вашу последнюю встречу с Алексеем. Не могли же вы, в самом деле, забыть, как оказались у него на кухне вечером десятого августа? Сами, что ли, без приглашения, пришли-заявились?
Митрофанов энергично возразил:
— Зачем это сам? Леша позвал. Как на аркане затянул. А я сперва сопротивлялся…
— Даже сопротивлялись? — Брянцев изобразил на лице неподдельное изумление.
— Вот те крест!
— Расскажите-ка подробнее, как это вышло!
— А что рассказывать? — Митрофанов молитвенно возвел очи к потолку и стал вспоминать: — Ну, вышел я во двор. В домино, значит, хотел поиграть. А Лешка возле стола толокся. Вроде как недовольный чем. Гера меня увидел… Нет, не Гера! Его там не было вовсе! Это Коля Ястребков ему, значит, говорит: «Иди вон с ним выпей!». Со мной, значит. Я спросил у Лешки: «А что у тебя есть?». — «Найдем, говорит, чего-нибудь». — «А Надя не будет ругаться?». — «На работе, говорит, она. Раньше полпервого с работы никак не вернется». Я тогда успокоился и больше не сопротивлялся. У него две чекушки было припрятано, и мы, значит, не заметили, как время прошло, а тут Надя как снег на голову…
— От Полуниных вы сразу пошли домой?
— Сразу!
