— Ты слушай, слушай! Я говорю: от вас самих все будет зависеть. Если добровольно явитесь в милицию, чистосердечно во всем признаетесь — отпустим вас по домам. До суда, конечно, под расписку. А как начнете лажу пороть — рассадим по разным камерам в интересах следствия, и тут уж другой пойдет разговор… Ты меня понял?
Ушаков тяжело дышал полураскрытым ртом, в горле у него что-то булькало, а глаза затравленно бегали по разбросанным на столе кассетам, словно искали в них спасение.
— Ты меня понял, Женя?
Лицо Ушакова горестно сморщилось. Он едва заметно кивнул.
— Значит так, — Игорь поглядел на часы. — Все случаи ваших разбойств, как я сказал, разбирать пока не будем. Но по одному эпизоду уточнения требуются безотлагательно. Потерпевший находится в реанимации, в очень тяжелом состоянии, и врачам, чтобы его спасти, надо знать, что такое вы с ним сделали. Ты хорошо помнишь, что было в ночь с одиннадцатого на двенадцатое августа?
Ушаков вздохнул-всхлипнул и сглотнул комок. Поморгал.
— Я по числам плохо ориентируюсь…
— Столько народу побили, что уже не помнишь, кого и когда? Во дворе школы.
— Во дворе школы? — Ушаков уперся кулаком в лоб и стал вспоминать: — Что-то было такое… Кого-то, кажется… Может, и…
— «Кажется», «может» — так, старик, у нас с тобой дело не пойдет! — сердито оборвал его Игорь. — Отвечай быстро и четко: было такое?
Ушаков со всхлипом втянул воздух в легкие.
— Ну было.
— Глянь сюда! — Игорь показал ему паспортное фото Полунина. — Узнаешь?
Ушаков опасливо покосился на фотокарточку, затем подался вперед и всмотрелся в лицо замершего перед аппаратом человека с длинными, до плеч, густыми волнистыми волосами.
— Может, и наш, — признался Ушаков без особой, впрочем, уверенности.
— «Может» или точно ваш? — потребовал Игорь полной определенности.
— Ну, был такой… — подумав, ответил с глубоким вздохом Ушаков.
— Ладно, мы вот что сделаем, — сказал Игорь. — Школа недалеко, давай-ка сходим туда. На месте ты скорее вспомнишь, что и как было.
— Ну, и как вы оказались во дворе школы? — спросил он, когда с Уральских рабочих свернули на улицу Индустрии.
— Вон там арка, — показал Ушаков пальцем.
Прошли через арку, затем пересекли двор жилого дома. Неширокая тропинка вывела их к спортивной площадке, за которой виднелось длинное одноэтажное здание школьных мастерских с высоким крыльцом.
У торцовой стены мастерских Ушаков нерешительно остановился.
Справа, на некотором отдалении, высилась темная молчаливая махина школы, впереди едва просматривалась какая-то хозяйственная постройка, угадывался забор, подле которого вырисовывался силуэт частного гаража, а перед ним — та самая яблоня.
Еще совсем недавно ярко светившая луна спряталась за грозовыми тучами, которые набежали внезапно и уже закрыли все небо. Где-то на западе посверкивали молнии.
Взгляд Ушакова зацепился за силуэт ближней яблони.
— Уже горячо, — поощрительно кивнул Игорь.
— Нет, — засомневался Ушаков и прошел вперед. Оглядел асфальтовую полосу между боковой стеной мастерских и линией яблонь. — Тут вот он стоял, на асфальте. И… Ну, как будто не знал, куда ему надо.
— А вы подскочили к нему и стали избивать?
Ушаков помотал головой.
— Не сразу. Сперва Никола к нему подошел, Северцев. И… Ну, сперва он попросил закурить, а потом уж ударил.
— А дядька, что, не дал ему закурить?
— Нет. Вообще-то я не слыхал, что он сказал. Я далеко стоял.
— Начинал кто, Северцев или ты?
— Никола! — сказал Ушаков. — Он всю дорогу лез вперед!
— Не скажи! На меня, например, первым кинулся кто-то другой.
Ушаков смущенно засопел. Немного подумав, объяснил:
— Потому что в этот раз его не было. Еще в то воскресенье уехал.
— Сразу после субботнего налета? И куда, интересно?
— На Кубу, что ли.
— Куда-а?!
— У него там бабушка умерла. Он на похороны поехал.
— Ладно, — Игорь махнул рукой. — Теперь этот, который метр с кепкой… Как его фамилия?
— Паклин. Ваня Паклин.
— А четвертый?
— Рудик Худобин.
— Значит, мужчина упал на колени, — продолжил Игорь разговор. — Кто накинул ему на шею удавку?
Ушаков дольше обычного разглядывал свои кроссовки.
— Ну… Никола зашел сзади… — он опять надолго замолчал, затем все же попытался закончить начатую фразу: — И это… Это… — однако дальше никак не выговаривалось.