– Пятнадцать суток захотел? – крикнула Тамарка дрожащим голоском. – Только тронь!
– Не бойся, Клаша, – отстранил ее Петька. – Поговорить надо.
– Уйди! – крикнула Клава и кинулась к калитке. – Остуда!
Обежав парня, девчата скрылись за дверьми общежития. Он начал бузить у входа, но комендантша стояла скалой. Передал записку: «Клашка, выди, постоим, а то карахтер не позволяет, чтобы над Спириным изгалялись». Однако ничего он не выстоял в тот вечер.
Петька все-таки укараулил ее назавтра возле депо, когда она, закончив смену, вышла из цеха. Остановил.
– Пусти, – не подымая глаз, произнесла она.
– Слушай, Клаша! – Он делал усилие, чтобы не говорить заискивающе. – Слушай…
Спирин, молчаливо признавший ее власть над собой, остался на тротуаре, такой же растерянный, как в прошлый раз, такой же помятый и неопрятный. Он совсем перестал следить за собой, и вот тут-то с ним и познакомился инженер.
Чтобы нанести еще один удар по «деповщине», инженер завел в цеховых раздевалках зеркала и электробритвы. В своей стенгазетке «Резец» мы дружно насели на нерях, да только это было, можно сказать, напрасно, и зря мы стружку сымали. Первое время к жужжащим машинкам даже очереди выстраивались, но потом к жердеевской новинке так привыкли, что стали бриться большей частью дома.
Только у Петьки Спирина лицо всегда казалось грязным от щетины. Инженер увидел его, такого, в тухе, долго смотрел, как ловко парень обрубает зубилом неровную наварку на какой-то детали. Спирин потюкал молотком, потюкал, но выдержал и бросил инструмент на пол.
– Работать, когда начальство кнацает! – зло сказал он.
– А я не на работу смотрю, – инженер не сводил с него веселых глаз. – На бороду.
– Ну так что? – в голосе Спирина прозвучал вызов.
– Побриться надо! – Инженер переждал паузу, погладил подбородок. – Как вы на эту проблему смотрите?
– Не на танцы пришел, – рыкнул Спирин и отвернулся.
– Конечно, я понимаю, что человек у нас имеет юридическое право носить бороду, – обратился инженер к слесарям, что стучали вокруг молотками, но уже незаметно прислушивались к интересному разговору. – Но в наших условиях! Смотрите, как она у него разрослась, и мазут с нее капает.
– Клуб отремонтируют – поброюсь, – хмуро выдавил Спирин.
Инженер захохотал. Меж пустых паровозных котлов голос его перекатывался свободно, как в горах.
– Но-но! – предупредил его Петька.
Слесаря молча и безучастно смотрели на них, а инженер все хохотал, переламываясь пополам.
– Как в Сьерра-Маэстра? – спрашивал он сквозь смех. – До победного конца? Как в Сьерра-Маэстра? Да?
– Што-о-о?! – вдруг вскинулся Петька, когда инженер уже шел по цеху дальше. – Вы слышали, что он сказал? Фуфло! Пор-р-рода! Нет, как он меня назвал, а?
Спирин обращался то к одному слесарю, то к другому, однако они уже начали работать, а инженер все хохотал издали, повторяя свои непонятные «оскорбительные» слова. Назавтра он будто бы специально пришел к гарнитурщикам. Вспрыгнул на передний брус паровоза и заглянул в дымовую коробку, где сухо и горько пахло изгарью. Спирин возился с искрогасительными сетками. Он затравленно посмотрел на инженера, а тот вместо приветствия спросил:
– Сьерра-Маэстра?
И опять захохотал – громко и обидно.
– А… вид-дал я таких! – пробормотал Петька и посунулся в темноту.
Вечером он напился в дрезину. Шатался по депо, обирая на себя грязь, куражился на подъемке. Разыскал молоденького, только что из техникума, бригадира, щерясь, взял его за грудки.
– Ты дай мне хрустов поболе заработать, понял? – кричал Спирин въедливым голосом. – Нет, ты скажи, могу я вкалывать? Могу! Не-е-е, ты по-го-ди! Я рабочий человек или кто? А? Нет, ты ответишь ррработяге, падла! Што-о-о? А ты, зараза, меня поил, а? Поил?
Не люблю я этих куражных людей, здоровых лбов без царя в голове, и мне даже неприятно, что у нас со Спириным одно имя было. И я не то чтобы не верю в перевоспитание таких типов, но когда они дурака валяют, изображают психов или, как артисты, пускают натуральную слезу, то в ответ на это ломанье нужна жесткость, а не мягкость, – человек не должен быть поганой соплей.