А теперь представьте себе, что к ним едет не бравый шпион, но инвалид войны, человек, просящий медицинской помощи и консультации у их великих хирургов. Человек, жаждущий припасть трепетными губами к истокам великой французской культуры! (Я сказал, что не стану пить шипучки с настойкою на клопах, но мне сделали зверские лица и строго приказали: "Надо, Саша! Для Дела".)
В день пред отправкой меня провожал целый консилиум, коий подробно объяснил какие у меня боли и - где, а ребята из Школы просили, чтоб я привез им "подарок" из Франции. Да хотя бы "машинку для вырыванья ногтей", - я чуть не убил их всех!
(С того самого дня все новое и заморское, как то: устройства по загонянью иголок, или приборы для получения электрического разряда зачисляются моими людьми по графе "культурного обмена с Европой". Вы не поверите, - насколько культурно обогащаешься, сунув два электрода пленнику в известное место... За электрическим током - большое будущее.)
Во Франции я сразу лег на больничную койку. Лежу я в той самой койке, играю с Андрисом в шахматы, а Петер у окна строгает какую-то палочку. Тут отворяются двери и мой врач Ларре вводит ко мне самого Био.
Я отрываюсь от занятной игры (я давал фору Петеру - ладью, или больше) и радостно восклицаю:
- "О, нашего полку прибыло! Со свиданьицем, господа! За знакомство... Нет, нет - только коньяк. Мужчины пьют лишь коньяк... Шипучку для дам! Или у нас тут есть дамы!?" - а ловкий Андрис уже подавал нам по хорошему бокалу самого лучшего коньяка. Гости страшно растерялись, сконфузились, не смогли отвертеться и выпили со мной за компанию. Тогда я сказал:
- "Теперь, когда мы отдали честь Франции, надобно выпить и за Россию. За нашу дружбу - сей дар наших гор!" - с этими словами была откупорена бутылка самой лучшей армянской настойки, коя нисколько не уступает французскому коньяку, а кое в чем и превосходит его, ибо изготовляется в более сухом климате.
Гости и на сей раз не смели отказываться, а когда вкусили сей армянской амброзии, да закусили сыром с соленой рыбкой - их глазки заблестели, а щечки раскраснелись, и беседа пошла на лад.
Я тут же стал раздеваться, спрашивая, как зовут Био, и в каких болячках он спец. Великий физик увидал мои шрамы, оставленные бакинской плеткой, и потерял язык от изумления. Но слово за слово - я разговорил его и он признался в том, что его близкий друг - Клод Бертолле.
Я сделал вид, что мне все это совершенно неинтересно и весь вечер прошел у нас в милых дискуссиях под коньячок на темы рассеяния светового потока. И только когда Био (будто случайно) рассказал мне о некой соли, коя способна заменить нынешний порох, я пришел в совершенный восторг и признался в том, что всегда без ума от хлопушек и - самолично делаю фейерверки.
Тут Био вызвался познакомить меня с создателем соли - Клодом Бертолле. Сказал и сгинул - без малейших следов.
Даже Андрис стал волноваться - не сорвалась ли рыбка с крючка. (Он не был посвящен в тонкости всей комбинации. Я нарочно хотел, чтобы он волновался, а жандармы знали, что он - волнуется, а я - нет. Мне нужно было "выскочить из-под одеяла".)
Через неделю Жан Био ввел в мою палату этакого Деда Мороза - милого старикана по имени Клод Бертолле. Тот был сама прелесть, а главное - глаза, - добрые-добрые. Прелесть, а не глаза.
Прозрачные, как моча после пяти кружек светлого пива и - какие-то остекленелые, а на устах цвета "коровяк после щавеля" такая улыбка, что можно просто влюбиться в дедушку. Если бы он конечно - продолжал улыбаться, когда отворачивался. (Я на сей случай нарочно забыл зеркало у окна, у коего брился каждое утро, чтоб к свету - ближе. Свету было немного - конец октября, но жандармы о сем не подумали, а верней - не придали значения. Рекомендую.) Милый был старикан...
Слово за слово, - он не поверил, что я делаю фейерверки. Тогда я просил врачей дать мне ингредиенты и выпустить на прогулку - нехорошо вонять серой в приличном-то обществе!
На улице было сыро, но моя шутиха рванула на славу, так что даже монашки, ухаживающие за больными, завизжали сперва от ужаса, а потом от восторга от этакой красоты. Тогда мой старичок-боровичок побился со мной об заклад, что его соль - мощнее селитры, я поспорил и проиграл дюжину коньяка.
