Так я был заочно сосватан за юную Софью Шарлотту фон Гогенцоллерн. Девочке шел, если не ошибаюсь - восьмой, или девятый год, но это был самый старший ребенок в прусской королевской семье.
Мой успех в чеченских горах вдохновил фон Кнорринга на создание целого полка альпийских стрелков. Здесь опять-таки было немало яду и политических завихрений, - князь Цицианов, надеясь со временем стать грузинским правителем, не хотел ставить грузин на важные должности - дабы не создавать себе конкуренции.
Вот он и требовал поставить во главе альпотряда - русских. Моему ж дядюшке совсем не нравились эта идея, - чего ради ему было уступать князю Тифлис? Тогда мы заручились поддержкой грузинских вождей и армянских торговцев и я получил под начало полк альпийских стрелков.
В итоге Персидская война приобрела странный характер. В Тифлисе был фон Кнорринг с грузинскими и армянскими полками (среди коих и мой горнострелковый). В Астрахани - Котляревский с главными силами русской армии. "Кавказской" же армией командовал Цицианов. Основу ее составили осетины, коих Цицианов в незапамятные времена вооружил против грузин.
Теперь к ним подошли чечены, готовые мстить за "персидские зверства". При этом осетины "не дружили" с чеченами и управлять этой "армией" никто не знал - как. Базировалась же она - черт знает где.
Все прекрасно понимали, что такое "треглавое" устройство армии ни к чему хорошему не приведет, но обстоятельства были выше. Государь просто самоустранился ото всех кавказских проблем. Точно так же он поведет себя и перед Аустерлицем, и перед Фридляндом, и во время шведской кампании и - даже в дни Бонапартова нашествия на Москву. Энергия просыпалась лишь в дни балов, да интриг...
Моим заместителем альпийского полка стал Петер, главным врачом и полковым священником - Андрис, латыши были выделены в специальный отряд снайперов, все ж остальные должности я роздал союзным грузинам. И с десяток армян составляли глаза и уши моего полка - мою полковую разведку.
Сперва думалось, что мои стрелки будут вооружены штуцерами, - но сим планам не суждено было воплотиться. Повторилась история с персами, - южане не умеют стрелять. Если прицеливание из мушкета им еще удается, стрельба из нарезного оружия, требующая гораздо большего сосредоточения и внимательности не по нутру сим горячкам.
В итоге грузины получили на вооружение мушкеты, - зато превосходили латышей в способностях к скалолазанию. Но скоро сказка сказывается, да не скоро дело делается. К войне мой полк подготовился только к весне 1804 года.
В марте того года Петя Котляревский обрушился на лезгинские земли, в коротком бою разбил отряды лезгин и приступил к планомерной бомбардировке английских фортов. Он объяснил свои действия "постоянными набегами лезгинских разбойников в пределы Астраханской губернии".
Дагестанские и лезгинские земли были вассальны Персии, но не входили в ее состав (в отличие от Бакинского ханства) и шах ничего не мог сделать, наблюдая за тем, как пушки Котляревского крошат его союзника на Кавказе. Но он предъявил претензии в Грузии.
В своей ноте от 23 мая в крайне жесткой и ультимативной форме шах высказал что-то не то. Английский экспедиционный корпус был поднят на ноги и переброшен в Баку. 1 июня 1804 года мой полк альпийских стрелков одним ударом опрокинул персидские дозоры и двинулся в авангарде частей Тифлисского гарнизона в сторону Армянского Карабаха. Дело это было таким молниеносным, что я даже и не видал ни единого перса. Мои армяне ночью вырезали дозоры противника, а грузины с первыми лучами солнца обрушились со скал на ничего не подозревающих магометанцев и в три минуты всех кончили. Мы даже не сделали ни единого выстрела!
Мы были уже на марше, когда 10 июня 1804 года разнеслась весть о шахском призыве к "газавату". С этим он здорово опоздал. Мой полк уже шел по восставшему Карабаху и лишь обгорелые сакли напоминали о магометанцах.
Так в мою жизнь пришла Война. Она началась с того знойного июньского утра 1804 года в Кавказских горах и завершилась дождливым июньским вечером 1815 года на безымянной переправе в Бельгии, близ крохотного местечка с именем Ватерлоо, где я, единственным изо всех русских генералов, принимал поздравления от моих прусских и английских товарищей и плакал вместе с ними обо всех наших, что не дожили до того чертова вечера...