Ну, до Австралии они не поехали, а сбежались ко мне, под защиту Шушинских пушек. Так что помимо тысячного отряда я имел обоз в двадцать тысяч, большую часть коего составляли старики, женщины и дети. Как бы я удирал с этим обозом от отборных головорезов Аббас-Мирзы, я слабо себе представляю. Еще хуже я представлял себе, как я выдам этих людей на несомненную казнь озверелым магометанцам.
Так что мне не оставалось ничего нового, кроме как раздать древние ружья и просить армянских попов крепче молиться Богу, - молитва никогда в таких делах не мешала. Либо Господь помог бы Христову воинству, либо мы все предстали перед ним уже "без грехов". По счастью - ружей у меня было море, а попов - еще больше.
Шуша досталась мне с нетронутыми арсеналами аж русских ружей петровского времени и пороховыми погребами, заложенными в те же славные годы. Как можно было стрелять из таких древностей - было непостижимо, но на безрыбье и - рак...
Местный же порох был вообще - нечто. Отсырелый до невозможности и настолько слежавшийся, что картечь из пушки летела этакой лапшой по полчаса - с перерывами на обед.
Ну да черт с ним, - картечь и в Африке картечь и если она летела, куда Богу было угодно, я уже знал по опыту чеченских боев, что персы не знают команд и без командира сбиваются в стадо. Поэтому бегают они по полю этакими живыми муравейниками с англичанином в середине. Ну, а по такой куче каким порохом ни пальни, картечь все равно - кого-нибудь, да - выкосит, а желать большего от пушки из колокольной меди вековой давности - свинство.
Да и не хотелось слишком убивать детей природы. Пугануть пару раз, для удобрения местных почв. Коль не костями, так хоть...
В общем, изготовились мы к сражению и я все боялся, что персы наваляют нам от души - с ходу и даже матушка не узнает, где могилка моя. Но... Хоть персы и узнали от беглых магометанцев про мои столь жидкие силы, персидский сопляк был не слишком уверен в себе и просто не знал, с чего начинать.
Только на рассвете другого дня персы предприняли пару штурмов. Но били они не все вдруг, а только прощупывали оборону, выискивая в ней слабое места. Я приказал грузинам и армянам из ополчения палить во все, что движется, егеря же устроили охоту на английских инструкторов. Ну и со скал влепили по особо здоровым кучам брандскугелями...
Воняло после этого до самой осени и так противно, что жрать, особенно мясо, никому не хотелось.
В общем, - отбились мы. Правда, потеряли мы где-то треть грузин из полка и с полтысячи армян-ополченцев. Всего - чуть меньше тысячи человек. Персы же оставили под Шушой - порядка трех с половиной тысяч трупов. Урожаи там после этого утра много лет были на зависть.
К вечеру, когда главные развлечения кончились, смотрю - засылают ко мне парламентеров. А у них обычные персидские песни. "Сдайтесь нашему солнцеликому, нашему Потрясателю Вселенной и ничего вам за это не будет. А порежем мы вас за сие совсем не больно. С самого краешку - от уха до уха". В общем, - милые. Милые...
А я терпел, терпел, да потом и сказал:
- "Горазды вы языком лапти плести. Продолжим наши игры и посмотрим, кто кого тут порежет".
Так им почему-то мои слова не понравились, постояли они еще деньков десять, потоптались под стенами, да - много не выстояли и завернули салазки. Я удивился, - неужто уж - испугались?
Но не это было самым смешным в сей истории. Через месяц после того, как магометанцы скрылись из виду, а мои люди наконец-то кончили хоронить всех покойных, на горизонте появились наши полки.
Вот когда я впервые столкнулся с российскою бестолковщиной. После того меня уже не удивляли байки про пушкарей, расстрелявших наши ж колонны, или про фуражиров, кормивших вражеских лошадей.
Судите сами.
Согласно планам Кавказской войны, наша армия должна была нанести серию концентрических ударов по персидским позициям: Котляревский со стороны Астрахани, Кнорринг со стороны Тифлиса и Цицианов - общим направлением на Баку. Но для этого милейшему князю нужно было зайти со стороны Грузии такова особенность местных гор.
Цицианов же, восстановив против себя всех грузин, в миг начала войны располагался в Чечне - с той стороны хребта. Как и почему он там оказался тема для отдельного плача. Обратите внимание на то, что Котляревский начал в марте, Кнорринг ударил в мае, я перешел границу в июне, а Цицианов добрался до войны - к сентябрю. Это называлось "русским блицкригом" и многие говорили, что на той войне наши части проявили "чудеса взаимодействия".
