Стоило нам выйти на улицу, как Эти повалили на нас толпой. Они окружали нас тесной стеной, толпились на крышах домов, били в барабаны и бубны, и кто-то из них пронзительно взвизгнул:
- "Шах, Хусейн!" - и с этим криком Они ломанулись на Приступ. Я выстроил моих молодцов правильным строем и мы, как заправские рушчики зерна, разом взмахнули нашими цепами.
- "Вах, Хусейн!" - Эти ударили нас с другой стороны, но мы встретили их и отсюда. Ослепительное солнце качнулось вперед, стало огромным и ударило сотней огненных брызг мне в лицо. Ноги не чувствовали ни боли, ни жара раскаленных камней, - они сами несли меня вслед за Белым Воином на Алом Коне. Туда, на запад, на заходящее солнце.
- "Шах, Хусейн! Вах, Хусейн!" - ослепительный огненный круг то сжимался в нестерпимую белую точку, то превращался в ревущее красное пламя, затопляющее Вселенную... Я шел чрез древний Огонь.
Я видел своими глазами, как возникла фигура в черном и ударила ножом моего Повелителя. Хусейн упал с коня и черные силы сомкнулись над ним. Будто что-то переломилось внутри меня и я рухнул на колени и тут же мир взорвался ослепительным фейерверком и я умер вместе с моим обожаемым Фюрером.
Очнулся я в райском саду, благоухающем розами и восточными благовониями. Женские руки ласкали и растирали мне спину и нежной губкой, смоченной виноградным и гранатовым соком, промакивали мои обметанные, да прокушенные насквозь губы. Я даже подумал, - не в магометанском раю ли я, не прекрасные ль пери ублажают мое мертвое тело?
В следующий миг пришла боль и я тут же очутился на грешной земле. Не скажу, что мне было плохо, - мне было хреново. Совсем.
Тут прелестницы услыхали мои стоны и кликнули Андриса. Тот пришел ко мне и стал втирать в мою спину секретный бальзам, тайна коего передается из поколения в поколение нашей семьи. Воняет он чистым дерьмом, но раны после него затягиваются на изумление быстро и без особых рубцов. Впрочем, - на этот раз рубцы остались. Я умудрился просечь спину до костей и тут уж никакой бальзам был не в силах. Спасла же меня настойка опия. Только она давала мне заснуть по ночам, только она позволяла провалиться в блаженное небытие и забыть о моей боли.
Я пробовал опий в Колледже и знал обо всех его губительных качествах, но здесь в Баку я был слишком слаб, чтобы бороться с сим искушением. Я сам не заметил, как пристрастился к сему "Непентесу". Соку Забвения...
Андрис, ухаживая за мной, рассказал, что мы находимся во дворце самого бакинского хана и все ждут Аббас-Мирзу - наследника персидского трона и командующего персидской армией. Персы объявили, что Аббас-Мирза едет нарочно для встречи со мной.
По сей день даже в России есть люди, верящие в сказку о том, что в миг захода солнца и "смерти Хусейна" - на меня "пролился Свет" и окрестные персы "познали дыхание Аллаха", как они сие поняли.
Мало того, все на кого брызнули капли крови из моей рассеченной спины, на другой день встали здоровы, а раны их затянулись самым магическим образом! (Володя Герцен приписывает сие - "сублимации Веры".) И только я один пролежал без каких-либо признаков сознания и самой жизни - долгие три недели...
Не знаю, как реагировать на сей рассказ, ибо я в ту минуту "был скорее мертв, нежели - жив", и ни о чем не смею судить. С точки же зрения моего ведомства - было сие чудо, или не было, - прибытие Аббас-Мирзы объяснялось весьма прозаически. В Персии как раз полыхала резня с "неверными".
Новые персидские шахи - Каджары были тюркской Крови и на основаньи сего возникла вражда меж ними и "персами", сохранившими верность прежним домам. (Сторонники "кызылбаша" Надира происходили с Кавказа, а сменившего его на троне Керима - с побережья Залива. Что характерно, и те, и другие были в сто раз больше персы, чем - тюрки Каджары.)
То, что мы столь легко взяли неприступный Баку в 1806 году, вызвано тем, что Каджары вели себя в том же Баку - хуже лютых завоевателей. Со дня прибытия Аббас-Мирзы буквально каждый день происходили массовые казни и порки "неверных" (ведь тюрки в массе своей сунниты, но не - шииты!), город же стал пустеть у нас на глазах.
