Да только "промахнулся" он с Велижем...
Иной раз кто-то из "шустрых" чуть "толкнет Судьбу под руку", - вдруг она "метнет" ему лучше? Да вот - шулеров испокон веков принято бить подсвечниками! Такова Божья Воля.
И раз уж такова Воля Его, неужто он не заметит этакого - вроде бы "невиннейшего" толчка?!
История сия нашла продолжение самое неожиданное. Приходит на днях в мой кабинет Варенька и говорит:
- "Батюшка, благословите нас. Вот мой избранник".
Я же писал записку для Государя о положении дел в стране к очередному заседанию Тайного Совета, думал о своем и не сразу понял - о чем идет речь. А когда осознал услышанное, так растерялся, что выронил бумажки. Я поскорее нацепил очки, чтоб лучше рассмотреть вероятного зятя и - что я вижу?! Волконский-младший своею персоной!
Нет, я знал, что Вареньке нравится бывать в его обществе. Выросли они у меня на глазах, - на одних балах плясали, играли в фанты и прочее...
Наш дом весьма дружен с этой семьей. Но сердцу-то не прикажешь. Не сошлось с папашей, а дочка-то - младшенькая.
Обнял паренька, расцеловал в обе щеки. Не за папашу его, за деда друга моего закадычного Колю Раевского. Расцеловал, смахнул с глаз слезинку, достал графинчик, рюмки, разлил:
- "Варвара, ты пока помолчи, у нас с дружком твоим мужской разговор предстоит.
Дед твой, мил друг, был моим другом верным, другом истинным. Зато папашу твоего, прости Господи, я в Сибирь закатал. Вот и надобно знать, каково у тебя к ним отношение. Что про отца думаешь?"
Юнец смутился, хоть по всему и готовился к сей беседе, но от жандарма сего не укрыть. Шибко растерялся, разволновался весь, а потом и говорит:
- "Как к отцу отношусь...? Кто б он ни был, для меня он всегда - родной батюшка".
- "Хорошо произнес. Верно. С выдохом. А как ты - к деду, коий тебя воспитал, выкормил, вырастил?"
- "Дедушка... Он мне заменил и батюшку, и матушку. Люблю я его - больше жизни".
- "Опять - хорошо. На сей раз и - впрямь хорошо. Верю, - любишь ты дедушку своего.
А скажи мне, мил друг... Твой отец деда-то не послушал. Пошел против Воли его. Так дед твой не то что зятя, родную дочь - Проклял. Ты-то как думаешь, на чьей стороне была Истина?"
Юноша совсем побледнел, задергался, хлопнул рюмку всю залпом, занюхал обшлагом по-армейски, подумал еще чуток, а потом посмотрел мне прямо в глаза и тихо так говорит:
- "Так то ж, - вопрос Совести. У отца была своя Истина. У деда - своя. Бог им - Судья. Правда - она для всех для нас разная".
Глаза у парня были хорошие. Чистые и честные. Я за мою практику редко когда такие встречал. Все больше с мразью...
- "А в чем твоя Правда, мил друг?"
- "Моя Правда в том, что я Люблю Вареньку... И нету мне дел до того, чья она дочь!" - сказать по совести, давненько я не смеялся - до слез.
А тут и Варенька мне кричит:
- "И мне, батюшка, без него жизни нет. Вот и моя Правда!"
Я, продолжая посмеиваться, вынул третью рюмку, наполнил ее и рюмку Волконского и говорю:
- "Да, я вижу, тут уж и без меня - сладилось. Выпьем же, детки, за то, чтоб жить нам по - Правде... Так, как Верится, а не так, как ты мне тут плести было начал... И не говори мне, что перегорело в тебе - на отца и на мать. Кто б ни были, - они тебя Родили... Правда, не вырастили...
Ну, милуйтесь, а я пойду, мать обрадую".
Выхожу из кабинета и слышу, как зять мой будущий с изумлением спрашивает:
- "Так он не держит зла на моего отца?"
А доченька отвечает:
- "Глупый ты. Раз поставил он третью рюмку, я для него теперь взрослая. Теперь твой батюшка - моя головная боль".
Когда при дворе узнали, что я выдаю мою младшенькую за сына самого отъявленного бунтовщика, скандал грянул тот еще. Нессельрод договорился до того, что я из ума выжил, или - спился вконец. А на очередном заседании Сената ходила бумажка, в коей собирали подписи, чтоб осудить меня за потворство Изменникам.
На свадьбу пришли жандармы, Братья по Ложе, латыши, да однополчане, с коими дошел до Парижа. Из молодых, да ранних никто не явился. Кто заболел, кто по делам укатил. В общем... Верно, и у них - своя Правда.
Счастлив я, что хоть дочек правильно вырастил. Много у меня "в перекос", а вот доченьки меня радуют. Да и зятьями, не скрою, - Бог не обидел. Наверно, Господь Любит меня.