С первого до последнего дня моей службы в Дерпте, я начинал работу с утра и заканчивалась она - ночью. У нас не было времени на сон и всякие глупости.
Так вот, - в первый же день моего знакомства с Маргит, я выслушал последний доклад во втором часу ночи. Я распустил моих научных сотрудников, а Маргит, как секретарь, обязана была закрыть за мной дверь.
Вот когда она гремела ключами, а мы стояли в пустом, ночном коридоре, я поставил свечу на пол и...
Я взял Маргит за талию, а она была такой худенькой, что руки мои почти что сошлись...
Девушка вздрогнула и как-будто стала вытягиваться меж моими руками в тонкую струнку, пытаясь ускользнуть от меня, и - не смея мне ответить отказом. Я был для нее - Хозяин.
Мне вдруг стало стыдно. Я знал, что могу поманить ее пальцем, отвести в мою келью, а там - надругаться по-всякому, - пусть даже греческим образом, а она - не посмеет противиться. Я был Хозяин здешних краев, а она - нищая эмигрантка.
Я медленно повернул малышку к себе, чуть приподнял ее и губами почувствовал, как она плачет. Тихонько. Беззвучно.
Потом жена говорила, что у меня в ту минуту руки тряслись от похоти... и она уже попрощалась со своей Честью.
А у меня в голове - как наяву: я лежу парализованный в моих Озолях и молю Господа, чтоб он вернул мне Мужскую Силу. И еще, - тот самый вечер, когда я пришел с друзьями в Рижский театр, а там нас ждали два юных актеришки...
Актерская Судьба очень проста: без известности нету ангажементов, а без ангажементов - нету известности. Поэтому первый ангажемент "юному дарованию" всегда покупают.
Я оплатил обоим актерам (они были братья) полный ангажемент на весь год в главных ролях в "Двенадцатой ночи". За это - один из них должен был играть роль Виолы для меня по ночам на весь срок ангажемента, а другой Цезарио (в том самом смысле, как найденыша пользовал сам Орсино - уроженец Иллирии, - читай Греции). Один из них обязан был принимать нас в женском белье, парике и всем прочем, другой - греческого пажа...
Я получил свое. Мои друзья - Петер с Андрисом тоже "побаловались с актеришками" за мой счет... Да только жизнь моя понеслась после того - под откос...
Я не знаю, - почему это мне вдруг привиделось. Да только я осушил поцелуями слезы моей маленькой Маргит и спросил:
- "Тебе сколько лет?"
Она почти всхлипнула:
- "Мне? Шестнадцать..."
Ноги мои подкосились. Переспать с юной девицей - одно, но с почти девочкой - совершенно другое. Извинение тут может быть - только если мы сверстники...
Я поставил малышку на место, с чувством поцеловал ее в рот и сказал:
- "Извини. Совсем озверел я без женщин. Это - не повторится. Пойдем, я посвечу пред тобой..."
По сей день жена, рассказывая доченькам о сем случае, странно вздыхает и говорит:
- "Вот так ваш батюшка пощадил вашу мать... Знали бы вы, как я напугалась! Знали бы вы, как я на минуту обиделась, когда он - передумал! А потом он взял меня за руку и я знала, что сие - Ваш будущий Батюшка. У него руки тряслись и горели и я знала, что... Вы сами знаете - что!"
Жизнь потом пошла своей чередой. У нас было много работы и Маргит стала не только что - секретаршей, но и - поварихой, и моим интендантом и почти что - женой. (Разве что - без постели!)
У слуг всегда вырабатывается что-то навроде чутья и вскоре приказания Маргит исполнялись людьми, как мои. Как-то само собой получилось, что я познакомился с ее родителями и узнал ее настоящее имя. Но для нас двоих она так и осталась "Маргит" и многие теперь всерьез изумляются, что "Маргит фон Бенкендорф" на самом-то деле - "Георгина Шарлотта".
У людей возникает дурацкий смех и они устраивают даже соревнования как просклонять "Георгину", или "Шарлотту" так, чтоб в сокращении вышло бы - "Маргит".
Пару раз в Университете у нас была матушка. Ей, видимо, доложили про мою "юную секретаршу" и она на первой же встрече с будущей невесткою "тет-а-тет" без обиняков спросила, - не предпочитаю ли я "греческий способ", как "наследие грехов молодости", и не приучился ли я среди якобинцев "новомодному развлечению на французский манер"?
