Я кивнул в ответ и отчеканил:
- "Все это - интрига ваших иезуитов. Если я в чем и виновен, так в том, что сбил с пути истинного эту Святую... В темноте она сама ничего - не видела. Отмычки подброшены мне жандармами. А потом сии бесчестные люди внушили свидетельнице, что она видела их у меня в руках. С ее братом у меня была дуэль один на один. Прочих солдат я убил в порядке самообороны. Все остальное - чудовищная провокация".
Княгиня посмотрела на меня, как на привидение, затем глаза ее закатились и она рухнула совершенно без памяти.
Судьба снова свела нас с княгиней на Венском конгрессе. Я как раз подымался по какой-то лестнице под руку с Элен, когда мы нос к носу столкнулись с австрийской четой. Княгиня побледнела, муж ее опять поджал губы и церемонно предложил руку Элен, оставив меня тет-а-тет со своею женой.
Первые минуты мы не знали, что говорить, а потом княгиня болезненно улыбнулась:
- "Ты - нисколько не изменился".
- "Зато тебя не узнать..."
Женщина чуть пожала плечами:
- "Ссылка не красит. Эти три года мы провели в сердце Тироля. Там даже летом не сходит снег...
Там у меня родилось два сына. Франц и Йозеф (Йозефом звали убитого мной Эстерхази)".
Мы почти час стояли рядом на лестнице так близко, что почти щеками касались друг друга и молча смотрели в разделявшую нас пустоту. И меж нами была разверстая бездна. Пропасть вендетты, трясущей Европу уж какой век...
А еще для меня эти годы была Война, а для нее - арест, суд и ссылка. Ссылка, в кою за ней отправился ее муж.
Знаете, - война дело всякое... Я вот ни разу не попадал в плен и знаю, что складывают оружие чаще всего - малодушные. И все ж я не смею сказать, что все бывшие пленники - трусы с предателями. Мой официальный отец был в плену после Фридлянда. Мой дед был в плену у Анны Иоанновны. Мы же никогда не знаем подробностей!
Муж моей пассии, несмотря на Измену жены, нашел в себе силы не развестись. А одно - взять в жены кузину правящего Императора и другое сохранить брак с Изменницей Родины. В Париже я не скрывал сарказма к сему человеку, через четыре года в Вене я смотрел на него совсем иными глазами.
Отказаться от всех постов ради жизни с изменившей вам женщиной - это Поступок. И потом, - послы редко бывают из породы людей, оставляющих секретные бумаги на милость жены, гуляющей с вражьим шпионом. (Но одно дело, когда на Измене ловят кузину монарха и другое, - ее безродного мужа.)
Мы долго стояли, а потом княгиня чуть коснулась рукою щеки и еле слышно шепнула:
- "Давай хоть простимся по-человечески..."
В ту ночь меж нами... Только долгое и мучительное прощание. Княгиня была особой женщиной в моей судьбе, - я... Я пытался сказать ей, что никогда не Любил ее.
Она при Прощании сказала, что - никогда не Любила меня. Я - ей не поверил.
Она мне - тоже.
Наверно, это Кровь. Реки Крови, пролитой меж Габсбургами и фон Шеллингами...
С той ночи прошло много лет. Иногда судьба сводит нас в единой компании, - ее муж стал лучшим дипломатом Австрии, сама княгиня заняла подобающее ей место при венском дворе. За эти годы она не подала ни одного повода злым языкам и даже наша с ней связь сегодня внушается молодым австриячкам, как образец истинной Добродетели и Самопожертвования на Благо Родины. При наших встречах мы с ней даже позволяем себе "уединиться" средь шумного бала и припомнить деньки нашей молодости - при свидетелях, разумеется.
Княгиня прекрасная собеседница и нам всегда есть над чем посмеяться и позлословить...
Сыновей своих она растит истинными австрияками и - Эстерхази. При моем виде юные волчата приучены рычать и скалить зубы, как и положено всем католикам из дома Габсбургов при виде живого фон Шеллинга.
Однажды ее старший осмелел вдруг настолько, что прямо посреди важного бала крикнул мне в спину:
- "Я вырос и меж нами не все долги сочтены! Теперь оглядывайся, еретик!" - лишь огромное уважение к его матери удержало "Жозефину" в моих ножнах. Я только буркнул:
- "Сперва подрасти... Щенок..."
И знаете, - эти рыжие, конопатые - ходят без париков!
Да, возможно вам интересно узнать, - почему меня звали "Тиберием"? Тиберий отличался высоким ростом и редкостью шевелюры. А еще он имел обыкновение медленно кушать.