Знаете, когда живешь внутри всего этого, как-то не приходит в голову, что где-то еще есть страны, где к твоему народу обращаются просто по-человечески. Равно как даже полковники Тайных Приказов сопредельной державы могут встать в тупик над этакими указами ближайших соседей, ибо не понимают их причин и не ведают, что такие указы вообще случаются в клинической практике (ибо, на мой взгляд, это именно клиника, а не юстиция). Все в этом мире - весьма относительно.
Что касается ответного письма Канта, оно не заставило себя долго ждать. Мыслитель писал:
"Я не хотел быть понятым так, будто Государыня в чем-то тут виновата. Просто Россия настолько отсталая и языческая страна, что здесь еще в моде человечьи жертвоприношения.
Люди культурные, вроде бы академики пресмыкались перед режимом ужасным, бесчеловечным и даже -- бессовестным во времена королевы Анны. И чтоб как-то себя оправдать им нужно было найти козлов отпущения. Ими-то и стали -немцы. Это не толпа била и мучила Эйлера. Это сама Академия убивала самое себя, мстя себе же за свою трусость. А Бог сие -- не прощает.
Наказание людям сим стало бесплодие. Научное и человеческое. А ученые иных стран перестали ездить в Россию. Отсюда и чудовищная отсталость России в науке.
Люди честные, особенно академики, должны бы сказать -- мы не можем, у нас не хватает знаний, культуры, ответственности... В России же пошли по другому пути -- стали искать врагов и шпионов и вконец себя перебили.
Я верю в русский народ, ибо народу не за что отвечать в преступлениях тех, кто зовет себя "Академиками". Но внучке Эйлера я доложу -- в России нет Академии. Может быть и была, да -- вся вышла. И приезжать туда, да жать руки и объясняться с покойными мне что-то не хочется. Постарайтесь это понять.
Вам же совет. Если вы не хотите бросить науку, бегите из Санкт-Петербурга. Бегите из склепа под именем Академия". И так далее...
Матушка, разумеется, не могла не ознакомить венценосицу со столь важным письмом, а та вдруг устроила из прослушивания целое представление, пригласив на него всех своих фрейлин. Матушка читала письмо, стоя на колене перед "лучшей половиной" русского двора, и не могла отделаться от мысли, что на самом деле это - смотрины, и русские барышни разглядывают ее - высокую, худощавую и немного нескладную с откровенной издевкой. Когда письмо было кончено, бабушка вкратце (сильно смягчив и к удивлению матушки -переиначив) пересказала его для фрейлин на русском, отметив:
- "Это, конечно, отказ, но в самых вежливых тонах и форме. Наш рак-отшельник предпочел свою кенигсбергскую раковину возможности увидать мир, но сие - его право. Я думаю, что вопрос о его приглашении надобно закрывать, но переписку мы продолжаем. И мне кажется, что лучшего писца, нежели наша Шарлотта, нам не сыскать. Прочие-то его ответы были не в пример жестче".
Матушка думает, что дело кончено, когда во время приготовлений к фейерверку к ней в пороховую палатку входит сама Государыня. Она явно навеселе (выиграно еще одно дело с турками), походка ее неровна, на лице блуждает улыбка, руки болтаются из стороны в сторону. Царицу даже покачивает.
При входе она манит племянницу, пьяно целует в обе щеки, затем морщит нос, брезгливо кривится и будто отмахивается от своего фойермейстера. Затем она начинает стягивать с рук кружевные перчатки, те плохо слезают с вспотелых от выпивки рук, и Государыня начинает срывать их, раскачиваясь всем телом из стороны в сторону.
В какой-то миг она чуть не цепляет рукавом пышного платья реторту с каким-то снадобьем и матушка чудом выхватывает склянку из-под Императрицы. С укоризною в голосе девушка говорит:
- "Ни шагу далее, Ваше Величество, - иль Вы подорветесь".
Государыня застывает, на лице ее пьяное изумление. Потом она ухмыляется и грозя племяннице пальцем, подхихикивает:
- "Но ты же не дашь этому произойти?"
- "Отнюдь, Ваше Величество. После того издевательства, какое Вы устроили надо мной с этим письмом, - у меня возникают разные планы. Коль Вы подорветесь здесь и сейчас - нас обоих разорвет в клочья, и мне не предстоят муки в руках палачей. На Вашем месте я бы задумалась".
