Протри глаза, мальчик. Если твоя бабка умерла, когда твоей матери было пять лет, а еврейских родственников к тому времени выгнали из страны -откуда в ней такая ненависть к Пруссии? Откуда она знает, что ее мать изнасиловали? Почему она больше всех ненавидит именно Железного Фрица? Подумай, сынок!
Воспитывал ее -- один мой отец. Воспитывал он ее, как самую любимую доченьку -- младшенькую! И я не думаю, что он самолично все ей рассказывал. Да только дети чуют такие штуки порой -- лучше нашего! Так что было на душе у отца, когда он рассказывал твоей матери о пруссаках, евреях и Фридрихе?! Других учителей у малышки не было и -- не могло быть. Глава национальной разведки -- такое лицо, у коего не может быть домашних учителей для потомства..."
Я слушал и не слышал этого человека. Я пробормотал:
- "Зачем ты мне это сказал? Зачем ты мучишь меня?"
Иоганн фон Шеллинг воскликнул:
- "Да как же ты не можешь понять?! Если мужчина любит, он -- во власти жены! А ты хочешь жениться на литвинке и католичке! А, представь, - у вас пойдут дети! Твои ж латыши и придавят эту девчонку, ибо она воспитает детей в литвинстве и католичестве! А когда они сделают это, (а по другому дело не кончится!) ты возненавидишь собственный же народ ровно так же, как это сделал твой дед! Пока не поздно -- откажись от нее!"
Я смотрел на сие существо и не мог понять, как в нашем роду могло сие уродиться? Я только пожал плечами и прошептал:
- "Не так важно -- Люблю я ее, или -- нет. Мои люди совершили над ней злодеяние. Или -- пытались его совершить. Я взял ее к себе в дом, чтоб загладить вину слуг моих, ибо я им - Хозяин.
Я -- Бенкендорф и Жеребец Всей Ливонии, а мой отец -- лишь купец Уллманис. Так что и отвечать за дела егерей -- мне, а не моему отцу!
На карте Честь семьи Бенкендорфов и очередной Господин моих подданных не может "поматросить с девицей", а потом выставить ее за порог! Мои подданные -- сего не поймут. Стало быть, я -- стану спать с Ялькой и она принесет мне кучу маленьких. И никто уже не сможет сего изменить. Ибо сие -Честь моя!
Тебя мать пригласила приехать? Чтобы ты рассказал мне все это? Сколько она тебе заплатила?"
Паяц заморгал глазами и я понял, что ему и вправду заплатили энную сумму. Тогда я встал, позвал мою лошадь и, седлая ее, произнес:
- "Спасибо за истории про лошадей. Интересно, что о тебе -- на самом-то деле думает дядя Додик?
Только он ведь не скажет -- мы ж с тобой родственники, а он - Честен... Хоть, по твоим словам - он, конечно, и -- жид... Прощай, я не хочу тебя больше видеть".
Так я впервые узнал, что средь моих родственников попадаются и не только хорошие. И еще то, что даже самый честный на свете капитан Давид Меллер может мне врать... Наверно, из самых хороших и дружеских побуждений.
А еще я вдруг понял -- истину в отношениях меж мамой и "бабушкой". Они и впрямь никогда не жили, как "почти мать" с "почти дочерью", но -- как две сестры: самая старшая в огромном семействе и -- самая младшенькая. И еще я теперь знал, что иной Грех -- лучший выход из таких положений.
Каким бы греховодником, Мефистофелем, иль убийцей ни был мой дед (или -- прадед?!), с точки зрения общества он был более Честен, чем его неудачливый сын. (А я не думаю, что Иоганн струсил -- по моему армейскому опыту я сам знаю, как заразительна паника...)
Я не знал, что мне делать со свалившимся на меня Знанием. Я просто заперся в моей комнате и не вышел к обеду, когда на него стали звать. Тогда вечером в мою комнату постучали мама и Дашка.
Я открыл им, матушка сразу втолкнула мою маленькую сестру ко мне в комнату и я не посмел при Дашке говорить о том, что -- нельзя при столь маленькой. Матушка же села рядом со мной на постель, и, обняв меня, тихо спросила:
- "Ты хочешь, чтоб он уехал?"
Я молча кивнул головой. Тогда матушка, показав глазами на Дашку, поинтересовалась:
- "О чем вы с ним разговаривали?"
- "Так... Ни о чем. О тебе. О моей бабушке. О прадеде Эрихе. О том, как он любил мою бабушку. О том, за что ее убили, да еще таким жутким способом... В конце концов мне сие надоело... Скучно..."
