И еще мне подумалось, что я часть этой общности. Что, родившись там, в дремучем лесу, я просто откололась от монолита, была выслана наружу. Что я, будучи отдельным существом, одновременно являюсь и частью того, другого, единого целого. Что оно, это другое, создало меня при помощи какого-то странного техноязыческого обряда, наделило меня плотью и выпустило в самостоятельную жизнь, в мир, лежащий за пределами киберпространства.
Я понимаю: все это похоже на научную фантастику. Может, ею и является. Но это было еще и волшебство. Иначе как вы объясните, что компьютерная программа обладает самосознанием? Прямо какой-то дух вуду, состоящий лишь из нолей и единиц, но способный создать живое существо из нейронов, электричества и воздуха и отправить его во внешний мир — пусть выживает.
Но тут островок спокойствия, который я с самого начала ощутила в своем сознании, зашептал мне сквозь гул беспокойных мыслей.
«У нормальных людей, — сказал он, — то, что ты сейчас испытываешь, считалось бы сумасшествием».
Но я уже знала, что не могу считаться нормальным человеком. Я даже не была уверена, что я вообще человек.
Наконец я легла на кровать и закрыла глаза.
Может быть, все это только сон. Может быть, проснувшись утром, я вспомню свою жизнь, и буду собой, и только тряхну головой, отделываясь от странного сновидения.
Но утром ничего не изменилось. Кроме интенсивности ощущений.
Открыв глаза, я сразу начала видеть все четко и ясно. Дезориентацию и некоторое замешательство я по-прежнему испытывала, как и ночью, но с гораздо меньшей силой.
На этот раз я сумела встать и дойти до двери ванной. Я обозревала эту знакомую-незнакомую местность. Мне, то есть моему телу, хотелось писать, но я поняла это только по давлению в области мочевого пузыря. Я знала всю механику процесса, то есть как это делается. Я знала, куда надо пойти, знала, что нужно поднять крышку унитаза, а потом сесть. Но вспомнить, как я хоть один раз в жизни это делала, не получалось. Единственные воспоминания, которыми я обладала, — опыт ночного пробуждения.
Меня охватила паника, сердце учащенно забилось, я взмокла и вообще перестала что-либо понимать.
«Пусть все идет, как идет, — сказал тогда уголок спокойствия в моем сознании, не думай об этом. Доверься своему телу, оно знает, что надо делать».
Что мне было терять?
Я глубоко вдохнула, собираясь с духом. Еще один глубокий вдох. Сама не знаю как, но мне удалось-таки избавиться от паники и смятения и последовать совету внутреннего голоса.
Двигаясь как заведенная, я сходила в туалет и приняла душ. Вернувшись в спальню, я заглянула в шкаф и была потрясена богатством выбора. Не то чтобы одежды было чересчур много — совсем нет. И все-таки выбор казался слишком широким для меня. К тому же меня несколько смущало, что я знаю, из какого что материала, но совершенно не помню, чтобы когда-нибудь трогала или носила одежду из этих тканей, не представляю себе, какая она на ощупь, легкая или тяжелая, как она сидит.
Сделав еще один глубокий вдох, я решила выбрать хлопчатобумажную футболку и джинсы. Я с удовольствием ощутила, как ткань облегает мое тело. Потом натянула мокасины и пошевелила в них пальцами.
Только когда я поджарила себе тост и сварила кофе и села за кухонный стол позавтракать, мне стало несколько легче. Ощущение чуждости окружающему миру в течение дня то накатывало, подобно приливу, то отступало, подобно отливу, но впадины и вершины постепенно сглаживались.
Самое странное, что, как только у меня возникал какой-нибудь вопрос, со мной мгновенно заговаривал тот самый спокойный голос из глубины моего сознания. Вот, например, я достаю из холодильника кофе, с некоторым сомнением зачерпываю ложкой зерна и засыпаю их в кофемолку.
«Кофе, — произносит голос у меня в голове, — это такой напиток из отвара поджаренных, молотых или дробленых семян (кофейных зерен) или плодов с двумя семенами (кофейные ягоды, растущие на кофейных деревьях). Это могут быть также семена или сами плоды тропических деревьев семейства мареновых. Из них тоже делают кофе, например арабика или канефора».
