Вкусная была яичница, и чай хозяйка заварила душистый. Квартирант не удержался от лести:
— Степан Степанович, где бы мне найти такую жену, как ваша?
Степанович ковырялся в тарелке.
— Не ищи себе ярма. Само найдется.
— Вы скажете… Какое ярмо? У вас хозяйка — как солнце!
Степан Степанович хмыкнул.
— Кто ты такой? Квартирант. Всю жизнь мечтал, чтобы комнату сдавать, ну да. Попросило начальство — живи. Ты же вроде солидный человек, а туда же — с комплиментами. Не порти мне жены.
Трудно было бы постороннему человеку понять, сердится хозяин или тумана напускает. Олег эту манеру Степана Степановича изучил и не тушевался.
— Да какой, к черту, солидный? Театр нам платит копейки, а я тут жирую, как свой…
Мария Ивановна убрала тарелки, Олег и Степан Степанович молчали, потому что обоим почему-то стало неудобно.
Молча пили чай, смотрели в столешницу, и каждый думал о своем: Олег о репетиции, а Степан Степанович, наверное, о жизни.
Мария Ивановна знала это состояние мужа, когда он молчит как нарочно.
— Стёпа, ты бы что-то сказал. Поблагодарил.
— Кому? За что?
— Да мне.
Степан Степанович, словно очнувшись, взял жену под худенькую руку, прижался головой к ее правому плечу:
— Спасибо.
Олег уже в который раз видел, что такое искренность, и подумал, что так никто и никогда не сыграет, потому что невозможно.
— Ну, вы как молодожены, — не удержался он. — Даже завидно.
Степан Степанович насмешливо взглянул на Олега.
— Давай выйдем, курить захотелось, — вставая, сказал он. — Я вообще-то утром не курю, но сегодня что-то такое, как будто действительно весна.
Они вышли. Был у Бобырей под яблоней стол и скамейки, сели, Олег положил пачку, пригласил. Степан Степанович зачем-то размял сигарету.
— Говорят, что этот наш верблюд сейчас не хуже, чем в Америке.
— Да так только говорят. В Кременчуге делают. Завод купили, говорят.
Степан Степанович закурил.
— А ничего. Лучше кизяка.
Олег засмеялся.
— Ты знаешь, Олег, я вот, едва май настает, немного схожу с ума, сплю много… Вот мы после завтрака благостные, и все нам вроде бы улыбается, но все равно какая-то гадость на душе, что-то такое, чего и не понять… Как вот некоторые ваши спектакли. Ходил когда-то. Мой совхоз не знать сколько на этот театр денег перечислял, и что? Афиши, афиши, хорошо, что ты где-то там наверху теперь, да? Хоть не стыдно, что не говно квартирант. Есть с кем поговорить, если что… Хотя… тебе, пожалуй, безразлично. И правильно. Новая жизнь, новые проблемы, нас, бывших, считай, уже нет.
Олег возразил.
— Не бывает бывших. Все это выдумки: прежние, нынешние. Человек — всегда человек.
— Оно-то так. Да не все это понимают.
Олегу нравилось общаться со Степаном Степановичем, он знал его прошлое, множество житейских историй рассказывал пожилой человек, да что там — уже старик, и каждый раз эти истории, даже повторяющиеся, не казались неинтересными или банальными, потому что были невыдуманные.
Степан Степанович выбросил сигарету и попал в ямку, для этого им обустроенную — этакая пепельница-окоп.
— Может, вы с Марией Ивановной наконец в театр придете? Сколько раз приглашаю, а вы все отнекиваетесь. Посмотрите, стоит ли квартирант вашего дома.
Степан Степанович думал о чем-то своем, но услышал.
— Может, и пойдем. Когда пригласишь?
— Да хоть сегодня. У нас премьера. На контроле скажут ряд и место.
— Ну… А что ты там будешь делать? Что будете показывать? Когда-то давно я в Киеве в театре Ивана Франко был. Завели такой порядок: сначала совещание передовых неучей, а на десерт — театр. Корнейчука ставили.
— «В степях Украины?»
— Угадал. Актеры какие были! Хоть оно и историйка зачуханная, зато люди — живые.
— У нас сегодня Шекспир. «Король Лир».
— А о чем это? Что-то старинное? Конечно, совсем я сдурел на старости… Шекспир… Это, кажется, о том, как дети старого отца бросили?
— Ну да. Две старшие дочери. Третья младшая — нет.
— Да надо ли все это нынешним людям. Привыкли и продавать друг друга, и предавать. Поветрие какое-то, пагуба.
— Как вам сказать… Классика бессмертна. И знаете, есть там такие слова, словно о нашем сегодняшнем бедламе. В семнадцатом веке написано, в самом начале, и о событиях, произошедших бог знает когда, пожалуй, чуть ли не до нашей эры, а человеческая природа — как на ладони. Ну вот, к примеру, как вам такое: «Портятся отношения между детьми и родителями, наступает мор, дороговизна, всеобщая вражда. Государство распирает раздор, народ угрожает королю и знати, возникает подозрительность, друзья уходят в изгнание, армия разваливается, в семьях измена…»
