Заботливая рука аппаратчика вывела также бюджетную цифру, которая касалась области (черт побери, как еще это назвать!) культуры, а рядом — общую цифру областного бюджета. Процент тоже был выведен — с точностью до третьего знака после запятой.
Просмотрев эту канцелярскую писанину, Емченко расшевелил папки с личными делами и вытащил одну.
После казенного жизнеописания Петриченко-Черного (придется с ним разговаривать, поэтому должен что-то знать) он докопался до биографии Нины Пальченко. Незаслуженно, а не народная. Двадцать восемь лет. Замужем. Высшее театральное образование. Пальченко, Пальченко… Василию Егоровичу фамилия была откуда-то знакома. Постой, постой… Полковник Пальченко, начальник военно-технического училища, еще в начале работы его знакомили со всеми более или менее важными руководителями, в том числе с меднолицым крепким полковником инженерных войск… Неужели он — муж этой актрисы?
Емченко полистал личные дела народных и заслуженных актеров театра — их была горстка — и положил папку на стопку, потеряв интерес к этому занятию.
Петриченко-Черный, как и все записанные на прием, располагал десятью минутами, чтобы изложить свои проблемы, но следующему посетителю пришлось ждать очереди более получаса. Откуда главному режиссеру было знать, что побудило первое лицо администрации заинтересоваться проблемами театра? Он и не подозревал, что этот мощный снаружи человек с приобретенной уже репутацией жесткого руководителя интересуется не так финансовым состоянием театра и творческими планами коллектива, как ищет пути, чтобы стать ближе к одному лицу женского пола.
Из кабинета Емченко Александр Иванович вышел окрыленный: ему была обещана финансовая поддержка дополнительно к министерской, Петриченко-Черный должен был подать несколько кандидатур актеров на звание, ремонт помещения театра, что откладывался из года в год, становился реальностью: губернатор заверил, что за гастрольные месяцы — уже на следующий год — все сделают.
Александр Иванович пригласил Емченко на открытие сезона.
Театр начинал сезон остроумной, ироничной постановкой модной пьесы киевского драматурга, парадоксальной версии известного еще со времен Тирсо де Молина и Жана Батиста Мольера сюжета. Выбор Петриченко был вынужденным: остальные спектакли требовали хотя бы нескольких репетиций, а этот, довольно свежий, еще не выветрился из памяти исполнителей и постановочной части. К тому же действующих лиц в пьесе было немного, и это облегчало хлопоты.
Главную роль пожилого, если не старого соблазнителя женщин играл Олег Гардеман, юную девушку — Нина Пальченко, ее возлюбленного — совсем молодой актер. Следовало бы главного героя играть кому-то из старших актеров, хотя бы маститому Салунскому. Александр Иванович поначалу репетировал с ним, но или роль Михаилу Кононовичу не нравилась, или просто стар он был для динамичных мизансцен, придуманных режиссером, только ничего путного из этой попытки не получилось, и Петриченко-Черный обратил внимание на Гардемана. С Олегом дела пошли лучше, здесь было и неподдельное желание еще молодого актера сыграть персонаж тяжелой возрастной категории — это всегда в актерской среде считалось высшим пилотажем — и предложенный автором вариант рисунка роли. Трудности возникли с гримом, и в конце концов удалось состарить полное живой силы лицо Гардемана, чтобы оно не выглядело маской на сцене. К тому же светом руководил опытный мастер.
Весенняя премьера имела успех, о ней одобрительно отозвалась местная пресса, причем львиная доля комплиментов прозвучала в адрес исполнителя главной роли, а не постановщика или героини.
Тогда роман между Ниной и Олегом перешел границу идеальных отношений, но в театре никто и не подозревал, что между ними есть что-то вне профессии. Чтобы отвести от себя и от любовника даже тень возможных подозрений (в театре сотни глаз и ушей, такая уж это гнусная и сплетнеопасная сфера), Пальченко тогда притворно возмутилась, что газетные лавры были отданы преимущественно Гардеману, и не жалела резких слов в адрес партнера — так, чтобы все слышали и чтобы это было донесено до ушей Олега. Обычная профессиональная актерская недоброжелательность — кто же мог заподозрить, что это всего лишь дымовая завеса?