Блондинка без интереса взглянула на меня.
— Кто это? — лениво осведомилась она.
— Моя жена, — хмуро отозвался Джеф.
Секунду блондинка размышляла, переваривая услышанное. Затем медленно сползла с его колен.
— Ну, так и катись к ней, — проговорила она скучающе и неспешно удалилась, покачивая бедрами.
— Чего это ты вдруг взбеленилась? — прошипел Джеф мне в ухо. Взгляд его налился кровью, он был уже изрядно пьян. — Теперь она не захочет со мной разговаривать.
— Если я не ошибаюсь, — проговорила я срываю щимся голосом, — я не видела тебя весь вечер. Может, объяснишь мне, где ты пропадал?
— Развлекался. Что же тут плохого?
— Абсолютно ничего, если не считать того, что я тоже люблю развлекаться.
— Так что тебе мешает это делать? Вокруг полным–полно молодых офицеров.
— Но я пришла сюда с тобой, Джеф! Ты мог хотя бы раз за весь вечер вспомнить о моем существовании, а не вести себя так, словно мы незнакомы! Ты мог бы… — Я была уязвлена до глубины души и не слишком выбирала слова.
— О, ради всего святого, не устраивай семейную сцену на людях! Так и быть, едем домой!
На обратном пути я уже не сдерживала слез. Это была наша первая ссора. Ах, зачем я не промолчала! — корила я себя. Что, в конце концов, такого ужасного совершил Джеф? Он лишь поддался царившему на вечере безумному настроению. Кто знает, может быть, блондинка была сильно навеселе и сама плюхнулась к нему на колени? Не мог же он силой прогнать ее! Это было бы невежливо, а Джеф такой галантный!..
Джеф с каменным лицом гнал машину вперед. За весь обратный путь он ни разу не взглянул в мою сторону.
Когда мы подъехали к дому и поднялись на крыльцо, там уже стояла миссис Кингсли. Я догадалась, что она с нетерпением дожидается нашего возвращения.
— Как отдохнули? — спросила она, внимательно оглядывая нас. От нее, конечно, не укрылись ни мои опухшие от слез глаза, ни сердитое выражение лица Джефа.
— Хорошо… — еле слышно пробормотала я, тщетно стараясь избежать ее испытующего взгляда.
Джеф, не отвечая, прошагал через холл и стал быстро подниматься по лестнице. Я поспешила за ним, но все–таки успела заметить торжество в черных глазах Беллы и злорадную усмешку на ее полных губах. Боль острым ножом полоснула мое сердце, в ушах снова зазвучали слова: «Из вашего брака ничего путного не выйдет!» Она догадалась о том, что мы поссорились, и ее это обрадовало.
В спальне Джеф сел на кровать и принялся расшнуровывать туфли. Опустившись перед ним на колени, я взяла его руки в свои.
— Умоляю, не сердись на меня! — проговорила я, — Я знаю, что вела себя ужасно глупо. Больше это не повторится!
Джеф зевнул, затем наклонился и поцеловал меня в щеку.
— Пустяки, — сказал он.
И мы помирились. Он обнял меня и превратился в того страстного и нежного Джефа, которого я помнила по нашей первой ночи.
Я лежала в темноте с открытыми глазами и думала о Джефе и о себе. Джеф мирно спал рядом. Я осторожно поцеловала его — так, чтобы он не проснулся, и дала себе слово впредь быть хорошей женой и не поддаваться унизительному для нас обоих чувству ревности. Все дело в том, объясняла я себе, что Джеф заразился царившим на вечере истерическим духом военного времени, духом вседозволенности, когда люди стараются прожить каждую минуту так, словно она окажется их последней минутой. Когда война кончится, Джеф обязательно изменится, и у нас все пойдет по–другому. Мы заживем обычной семейной жизнью, никогда не будем разлучаться. У нас появятся дети, мальчик и девочка — нет, лучше два мальчика и две девочки. Мы уедем из дома Вейдов, некоторое время поживем в квартире с тремя–четырьмя комнатами с кремово–белыми стенами, мягким диваном, обитом тканью с голубыми цветами, и непременно с большим удобным креслом для Джефа. Потом подберем уютный домик с маленьким садом и переберемся туда.
Будущее представилось мне счастливым и ясным, словно прямая светлая дорога.
Следующие две недели меня не оставляло приподнятое настроение. Я даже улыбалась при встречах с миссис Кингсли, хотя, увидев меня на следующее утро после вечеринки, она не преминула как бы между прочим поинтересоваться, что это мы вчера так рано вернулись домой…
