— Вот так, значит, время бежит, — сказала туша. — Младенец вырос и родил нового младенца.
— Он погиб в авиакатастрофе.
— Это плохо. Не успел, наверное, понянчить ребенка.
Кот, сидевший у нее на руках, улучил мгновение и спрыгнул на диван. Тут же толстая рука хозяйки ухватила его за загривок.
— Ах, какой быстрый, — сказала она.
— Муж погиб до рождения дочери.
— Это еще хуже. Такая судьба, наверное, у семьи Вейдов.
— Да, наверное, — напряглась я. — И смерть Лотти тоже была трагической.
Она цокнула языком, но ничего не сказала, гладя заурчавшего кота, и перевела разговор на другое.
— Как зовут вашу дочь?
— Марианна.
— Хорошее имя. Дайте мне подержать ее.
Все хотят подержать, как с цепи сорвались. Я с тревогой передала дочь чужой женщине, к тому же, как мне показалось, не очень опрятной. Марианна не очень испугалась, с интересом разглядывая необъятные телеса новой знакомой.
— Сколько ей?
— Восемь месяцев.
— О–о, какая большая. А я думала, ей девять месяцев. Ты хорошо растешь, правда, бэби? — стала гладить она девочку совершенно так же, как кота. Отвергнутый кот внимательно рассматривал соперницу, хлеща себя хвостом по бокам.
— Как вы умеете ладить с детьми, миссис Блаунт, — польстила я ей. — Может быть, вы согласились бы прервать свое уединение и посидеть немного с моей малышкой? — жалобно спросила я, изо всех сил надеясь, что она не примет предложение.
— Нет, — сказала няня, к моему большому облегчению. — Слишком стара стала. Мне не надо зарабатывать на кусок хлеба, я получаю пособие. Бедный мистер Блаунт после своей смерти не оставил мне ни гроша. Если бы не Вейды, помереть бы мне в старости с голоду.
— Вейды?
— Да. Они назначили мне пенсию.
— Вы, наверное, долго работали в их доме?
— Я была няней Лотти.
Значит, работала два–три года! Всего два–три года. И с тех пор прошло уже двадцать пять лет! Двадцать пять лет платить пенсию за два года работы?! Не плата ли это за молчание?
Марианна во все глазенки смотрела на добрую бабушку, которая старалась вовсю: и качала девочку, и пела ей, и щелкала пальцами, и строила смешные рожицы.
— Нет, все–таки вы умеете обращаться с детьми, — сказала я на этот раз без всякой натуги, потому что это была очевидная правда. Стоило бросить один только взгляд на Марианну, чтобы убедиться в справедливости сказанных слов.
— Я знаю один секрет, — ответила няня, показывая в улыбке рот, в котором недоставало нескольких желтых зубов.
— Скажите, вы вспоминаете Лотти?
— Да, часто. Она была очень мила. Совсем как ваша.
— На кого она была похожа: на мать или на отца?
— На мать. У нее были светлые волосы, бледная кожа, хрупкая фигурка. — Какой–то огонек зажегся в глазах старой няни при этих словах.
— Миссис Вейд немного повредилась в рассудке, но, раньше, наверное, она была очень разумной и достойной женщиной, не так ли?
— Наверное, так. Но на вашем месте я бы не поручала дочь ее заботам.
— Почему? — Я постаралась как можно шире открыть глаза от удивления.
— Потому что… — Она запнулась. — Потому что, поверьте мне на слово.
— Это связано со смертью Лотти? — полезла я напролом.
— Э–э–э… Я не хочу трепать языком. Иначе я лишусь пенсии.
Вот так. Значит, она получает деньги за молчание. Кто же ей посылает? Миссис Вейд? Миссис Кингсли?
— Но, миссис Блаунт, мне совершенно необходимо знать правду. Иначе как мне защитить свое дитя от опасности, если я не представляю себе, что это за опасность?
— Просто не спускайте с нее глаз. И никому не верьте. Это все, что я могу сказать.
Я доставала из сумочки платочек и лихорадочно соображала, пока няня цокала языком и по–всякому изощрялась, забавляя Марианну. Чем ее можно пронять? Деньгами? Если она взяла одну взятку, почему бы ей не взять и другую?
— Миссис Блаунт, я по достоинству оцениваю вашу преданность семье Вейдов. Но я тоже Вейд. И даю вам слово, что все сказанное останется строго между нами. Кроме того, я могу вам предложить определенную сумму за беспокойство.
— Э–э–э. Не знаю, что и сказать.
Я видела, как бегают ее глаза.
— Я не хочу, чтобы вы подумали, что я… подкупаю вас. Это будет просто подарок от… благодарной матери.
