– Феликс, ты чего? – взмолился бармен – Мы свои, вот этот, – ткнул он в меня, – этот… Паша, наводчик, на совещание пролез к Пращурову… главный от народа, свой. Мы свои.
– У меня прикасс, – сухо сообщил несгибаемый в спине допроситель. – Нет свои и чужои. Толлко правда. Только един правда. Кто зачинщик песпорядка? – тихо спросил он.
– А что зачинщик? – тихо взвыл майор. – Его что?
– Тальше топросс, у руковотство. Кто глафный сдэсс? – взревел человек в глухой форменке и вскочил. – Отвечатт!
– Мы свои… свои… майор… бармен… Этот сука, Пашка подставил… с заседания… руку самому жал… с девками теплыми… воду греет… Я видел.
– К стеннка, – скомандовл Феликс.
Нас потащили и прижали спинами в сыром застенке к грязной, облупленной штукатурке.
– Кто рруководимм бунтт? – четко сформулировал Феликс.
– Этот, этот… – ткнул дрожащей рукой, запинаясь, краснея и бледнея бармен. – Этот, гнида… с бабой в теплом душе… а мы с детства в засадах, в окопах. Этот продал революцию, чурок. Бомбу готовил в поезд, хотел Ригу трахнуть… Этот, гад, к печке прижатый. Родина греет… Феликс, я свой…
– Карашо, – допросчик указал пальцем на меня. – Эттот потом, допрос свыше. Эттот, – ткнул он пальцем в обвисающего бармена, – рассстрелл.
– Ттовсь! – скомандовал боковой прапорщик, и двое ротных рядовых прижали к шинелям, плечам и глазам короткие винтовки.
– Я! – заорал вдруг бармен, и глаза его окончательно побелели и полезли из орбит. – Я главный, я заговор, всех подбил. Я! Всех расстреляю, всех… суки… – буйствовал, вырываясь из лап дюжих охранников, особист. – Всехх шттыкамы…всех…заговор… хотели убрать… бронепоезд, да? Я! Спущу в могилы… там найду… поднизом… не уйдешь… Феликс! – майор стал заговариваться и сползать в огромные лапы солдат.
– Уувеэстти! – скомандовал Феликс, и солдатня утащила волочащего ноги бармена в боковую дверь.
– К стэннка, – указал на меня командир расстрельной команды.
Я подумал, если упаду на каменный пол вперед, разобью лоб, если назад – затылок. Еще я подумал, как Тоня обняла меня сзади и тихо сказала – какой же ты умный. Неужели я не умный, а полный дурак? – поразился я в этот последний свой миг.
– Товсь! – последовала команда.
– Кто зачищикк? – зычно заорал Феликс, буравя меня зоркими глазками. – Кто каманндыр буннта?
– Этот, – сипло выдавил я, тыча каменными пальцами на уведенного в дверь. – Я тут… театр… продали проститутки билет. Вижу – поезд, бляди… за билет взяли, как за… недорого… голые, – я стал падать в обморок. – Просто по дури… театр… феерия… Новая драма.
– Ппли! – скомандовал Феликс.
Грохнул выстрел, я осел вниз, на голубой… голубиный помет. И стал ощупывать дыру в груди и еще кровь и лимфу, чтобы обтереться.
– Эттот вон. Следущчих! – скомандовал командир, и двое дюжих выволокли меня в другую дверь и выкинули на пустой грязный двор, где ко мне, лежащему, подошла шавка, пугливо облаяла и прыснула мочой.
– Милая… милая… – позвал я собаченку и поглядел в небеса. Все таки я был умен, Тонечка почти угадала. Ведь на стене, сзади, совсем не было крови. Лишь одно пятно, темное, увлекательной кляксовидной формы. Умный… сволочь, подумал я о себе.
И пополз домой, в сторону свободы, потому что сгущался вечер и выступала ночь, поглядывая на меня серыми мутными глазами особиста.
Утром я поднялся с постели мятым, как использованная газета в туалете строительного общежития эпохи перестройки. Башка гудела ростовским звоном. Включил новостной клип «Дружка», присел. Оказывается, сегодня была пятница. С экрана неуверенным голосом, согласуясь с наушниками и шепотом суфлера, тихо, усиленный техникой, хрипел Пращуров, поминутно поправляя умотанное, ждущее окончательной перевязки горло. Неужели отдаст голос – я от неожиданности пошатнулся на табурете.
– Граждане и другие… наши. Вчерась… вчера произошло события. Небывало для столицы. Напала… отморозки напали на взвод правых… бравых латстрелков, выделанных… выделеных нам для оказания. Свободы. Да. Жертвы. В результатах ожесточенно боя пучисты опустили… обступили. За окончательную черту. Вглянитесь в эти полные лица… подлые… – и по экрану поплыли фото, – кто их знает сразу же… чтоб… как только обезопасть семьидетейвнучат. Да. Шире крепко единство против за вперед навсегда.
