Но добежать он не успел, потому что Харалд, с неожиданным проворством сорвавшись с места, навалился ему на плечи.
— Погодь, погодь! — пробасил Харалд. — Эй, ребята, пособите!
Дружинники повисли у конунга на руках. Тот рычал и вырывался.
— Будя, старшой, чего ты, в самом деле, — Харалду удалось отнять у Торгрима кинжал. — Ну, выпил лишку, ну, бывает, так чего ж на людей-то кидаться? Негоже это, нехорошо… охолонь, старшой, охолонь…
Бран оторопело наблюдал за этой сценой.
— Иди отседа, паренек, — прохрипел Харалд. Его борода растрепалась, и волосы упали на глаза. — Ступай от греха, потом с ним поговоришь. Вишь, не в себе он.
Бран вернул меч в ножны. Люди с любопытством и опаской глазели на него, и он покраснел.
— Ладно, ладно, — раздался голос конунга. — Отпустите. Да не держите меня, я в своем уме. Пусти руку-то, медведь, задавить меня собрался?
Воины отступили. Ни на кого не глядя, Торгрим поправил одежду.
— Леший, чуть меня не придушил, — проворчал он, косясь на Харалда. Домашние стояли вокруг, хлопая любопытными глазами.
— Чего вылупились? — бросил конунг. — Чай, не балаган. Ступайте по местам, нечего пялиться. Идите, кому сказано!
Все поспешно подчинились, заскрипели табуреты. Конунг шагнул к своему креслу и сел, сжимая кулаки.
— Эй, Кнуд, пива принеси, — велел он.
Молодой темноволосый раб с кувшином подскочил к хозяину. Конунг зыркнул на него, только глаза сверкнули, будто у волка. Споткнувшись, Кнуд выпустил кувшин. Посудина разбилась бдребезги, брызнули черепки и пена, и никто не успел даже моргнуть, как конунга до пояса окатило пивом.
Все притихли. Сидя на четвереньках, Кнуд поднял голову. Краска сбежала с лица, оно вытянулось, а глаза от страха побелели.
Медленно, очень медленно конунг оглядел себя, а потом так же медленно встал. Повисла мертвая тишина, даже воины, сидевшие поодаль, побледнели.
— Ты что ж, собака, — тихо молвил конунг. — Нарочно это, а?
— Нет, нет, хозяин, я не… — начал Кнуд.
Лучше б он молчал. Конунг бросился к нему, схватил за волосы, и каменный кулак вмиг разбил рабу лицо. Конунг начал молотить его куда попало, угодив прямиком под ребра. Раб скорчился на полу, заслонив голову руками, и конунг пустил в дело ноги. От его пинков Кнуд застонал, чуть погодя начал вскрикивать, но конунг не унимался. Схватив с кирпичей, окружавших очаг, кочергу, размахнулся и огрел Кнуда по спине. Раздался глухой удар, будто палкой по сырому мясу, и раб зашелся пронзительным криком.
Это, казалось, конунга только подзадорило. Кочерга мелькала в воздухе, и Кнуд вопил, не умолкая. Бран почувствовал: еще немного, и он потеряет самообладание, еще чуть-чуть — и вмешается. Бран знал, что это против правил, но не в силах был стоять и наблюдать, как убивают человека.
Однако вмешаться он не успел, потому что это сделала Улла.
Подскочив к отцу, она остановила его руку, вклинилась между конунгом и рабом. Ее глаза были огромными от страха.
— Это что еще? — замерев с поднятой кочергой, тяжело дыша, уронил Торгрим. — Тебе чего надо?
— Не бей его, пожалуйста, — взмолилась Улла. Стиснув ладони, прижала их к груди. — Ты же так его убьешь.
— А ну, вон отсюда, — оттолкнув дочь в сторону, Торгрим было снова замахнулся своим оружием, но девушка бросилась под вскинутую руку, и кочерга чудом не раскроила ей череп.
— Нет! — крикнула Улла.
Ощерившись, конунг закатил дочери пощечину.
— Ведьма! — Торгрим схватил ее за косу. — Чего лезешь, тварь сопливая? Я разве тебя звал? А? Звал?!
Пощечины посыпались, как град. Девушка заслонилась руками, но отец вцепился ей в запястье, вывернул, и она закричала.
— Я вас научу старших уважать! Зараза! Подросли щенки на мою голову! Я вам мозги-то вправлю! От братца научилась, да?! Я вам покажу!
Пощечина, еще пощечина, еще и еще. Улла горько заплакала.
— Хватит! — крикнул Бран. Бросился вперед — и уткнулся в Харалда, как в каменную стену.
— Погоди-ка, — велел тот, отодвигая Брана. — Ужо мы сами, не лезь.
Харалд вклинился меж отцом и дочерью и отнял у конунга Уллу, как отбирают дичь у охотничьей собаки. Воины, подступив, заслонили девушку плечами.
— Все, старшой, — прогудел Харалд. — Будя на сегодня.
