— То-то я смотрю, вид болезненный…
— А… — толстячок махнул рукой, мол, думайте, что хотите.
Ему трудно было говорить, он оставил реплику Тони без внимания, но, к счастью, прервал утомительный монолог, который мог затянуться надолго. Собрался с духом, схватил бокал и, превозмогая отвращение, залпом опорожнил его. По-плебейски, не так, как годится употреблять благородные напитки.
Тоню передернуло. Она и не скрывала, что наша, верней, моя компания ей неприятна, теперь нашелся повод вновь брезгливо скривить тонкие губки и подняться из-за стола. Она удалилась гордо, не проронив ни слова, как будто мы с Иннокентием были для нее пустым местом.
— Ну и штучка… — прокомментировал толстячок, и в голосе я уловил больше восхищения, чем осуждения.
От выпитого румянец разлился по его щекам, в глазах появился блеск, голос стал живым и оптимистичным. Горькое лекарство пошло впрок.
— Кто такая? — спросил без обиняков.
— Женщина! — восторженно молвил Кеша. — Настоящая женщина!
— Ежу понятно, что не мужчина…
— Славик, Славик… Ничего ты не понимаешь.
Я приготовился выслушать новую тираду, однако Кеша поднялся и неуверенной походкой пьяного человека направился к стеклянной стенке бара. Когда вернулся, бокал был наполнен до краев, но ему удалось донести его, не расплескав.
— По-прежнему отказываешься?
Я кивнул, и он не настаивал. Сделал глоток, уже смакуя, прикрыл глаза от удовольствия.
— Славик, она трижды была замужем. А какая фигурка, какой шарм, какое изысканное благородство! Вы чувствуете породу? Голубая кровь, белая кость. Посмотришь на нее и забываешь о книжных штампах, понимаешь, что сии слова означают на самом деле.
— Она родственница Наталье Владимировне?
Кеша призадумался.
— Далекая, весьма далекая, — наконец проронил без должной уверенности, — Ее род тоже имеет древние корни.
Похоже, собеседник и сам ничего не знал. Возможно, придумал легенду о понравившейся ему женщине, не исключено, что сочинял ее сейчас, для меня. Поэтому я не стал углубляться в генеалогию и перевел разговор, на более интересную тему.
— Марья Ивановна одна справляется? Трудно, наверное, готовить на такую ораву?
— Не знаю. Видел пару раз старушку, наверное, тоже деревенскую…
Иннокентий Вениаминович клюнул носом и надолго погрузился в собственные мысли. Я понял, что отвлекать его — бесполезно.
* * *
На парадном крыльце наткнулся на Наталью Владимировну: в строгом черном платье, волосы, как и вчера, завязаны хитромудрым узлом на затылке. Выражение лица — неизменно кислое, хотя, увидев меня, женщина пыталась улыбнуться.
— Доброе утро, Вячеслав! — голос сухой, каркающий.
— Доброе утро!
У меня возникло детское желание убежать подальше или спрятаться, но я собрал волю в кулак и пересилил себя.
— Как вам у нас отдыхается?
— Спасибо, хорошо.
— Надеюсь, вы останетесь довольны. У нас места знатные, таких вы нигде не найдете. Здесь мои предки жили с 1793 года. Здесь все пропитано их духом. Здесь в родовом склепе покоятся их тела.
При воспоминании о предках, голос Натальи Владимировны изменился. Да и сама она переменилась в лице. В нем отразились ностальгия, и подобие романтичной грусти. Но преобладал некий тупой фанатизм, который напрочь перечеркивал хорошее и положительное, что несли вышеупомянутые чувства.
Расставание с тещей Влада было похоже на бегство, и я вздохнул свободно, лишь оказавшись за плотной стеной густого кустарника. Нет, внешне, все выглядело прилично. После ее упоминания о предках мы обменялись дежурными фразами, затем она отвлеклась, и я воспользовался моментом, чтобы ретироваться.
Какая тяжелая энергетика! Владу можно посочувствовать. Ничего плохого она мне не сделала, ничего неприятного не сказала, а чувствовал я себя измочаленным и обессиленным. Не женщина, а вампир, в худшем значении слова.
Солнце поднялось над деревьями и начинало жарить по серьезному. Ноги понесли по вчерашнему, изведанному маршруту, правда, осознал я это, лишь оказавшись на обрывистом берегу. С надеждой осмотрелся, но инвалидной коляски не увидел. Сейчас Маринка казалась мне лучом света в мертвом царстве, и я бы не отказался поболтать с ней, чтобы избавиться от тягостных ощущений, навеянных разговором с ее матерью.
