Она еще раз подошла к столу, когда он показывал друзьям модель корабля, которую собирался отнести торговцу, и, восхитившись ее совершенством, предупредила:
— Если будете с деньгами возвращаться в сумерках, идите осторожно. Это место не зря называется Пустошью, там шалят разбойники… и бродят убийцы.
— Тысячу благодарностей, мадам, но я намереваюсь быть в замке задолго до наступления темноты. У нас действует зимний комендантский час — это пять часов вечера. — Филипп допил пиво, доел сыр и вышел из гостиницы.
Очень скоро город остался позади, и он уже шагал по дороге, ведущей к пустоши. Эта местность была тихой и красивой, и единственным живым существом, встреченным им на пути, была овца, мирно щипавшая траву. Впереди он уже видел дом мистера Тейлора — в окружении деревьев, еще не покрытых листьями.
Однако расстояние оказалось обманчивым, а дорога — каменистой. Поэтому, когда Филипп подошел к дому, было уже три часа.
Аккуратная служанка сразу же провела его в комнату, где с забинтованной ногой, положенной на пуфик, сидел ее господин. Торговец тепло приветствовал француза, пожал ему руку, пригласил его присесть, а служанку послал за мадерой и сливовым пирогом.
— Без сомнения, этот Фуке — талантливый чертяка, — пришел в восхищение Тейлор, рассматривая модель корабля. — Мой заказчик будет потрясен.
Филипп глянул в окно, увидев, что солнце стало клониться к высоким деревьям мистера Тейлора, но устроился поудобнее в предвкушении вина и беседы с хозяином. Ничто не радовало его так, как радушные приемы в английских домах, а мистер Тейлор жаждал поговорить о Франции. Он частенько бывал в этой стране еще до революции, когда его отец был жив и посылал сына за границу закупать шелк и кружева.
— Предместье Сен-Жермен — такой прекрасный район! — вспомнил он. — В его домах заключались целые состояния, но революция смела их с земли.
— Но, монсеньор, революции всегда имеют обыкновение все уничтожать.
— Иногда это бывает полезно, если на месте старого создается что-то новое, — согласился торговец.
— Но сделала ли это Франция, монсеньор?
— Что касается моей страны, — ответил Филипп, улыбаясь, — то она создала Наполеона Бонапарта, и многие из нас не думают, что это плохо.
— Бони? — Мистер Тейлор издал короткий смешок. — Подумаешь! Я слышал, что он побеждал лишь благодаря скорости продвижения своих войск. Но боюсь, в настоящее время его действия не столь успешны. Сочувствую вам, монсеньор.
Лейтенант пожал плечами.
— Через некоторое время Бонапарт, без сомнения, наверстает упущенное, — предположил он. — И тогда я принесу вам мои соболезнования, месье!
Они оба рассмеялись, а затем, взглянув на старинные дедовские часы в углу комнаты, мистер Тейлор заметил, что уже половина пятого и гостю стоит подумать о возвращении в замок.
— Вам надо успеть до комендантского часа, — напомнил он и захромал к серванту, откуда достал тридцать фунтов в банкнотах английского банка.
Солнце уже почти зашло, когда Филипп вышел на дорогу. Он понял, что потратил больше времени, чем мог себе позволить, и если не отдаст на растерзание острым камням свои новые сапоги, то доберется до замка, когда его ворота уже будут закрыты.
Поколебавшись секунду, Филипп сошел с дороги, сокращая путь, и пошел по тропинке, которая поднималась к вершине холма, а затем спускалась к ручью, бегущему в овраге. Этот ручей брал начало в лесах Темперли, расположенных справа, и тек по направлению к Доувертону, находящемуся слева. Переправиться через него можно было только по камням, вокруг которых, словно стражи, стояли черные ели.
Косые лучи заходящего солнца падали на тропинку за его спиной, когда лейтенант дошел до елей, и в этот момент он заметил длинную тень, шевелящуюся в деревьях. Филипп быстро прыгнул на первый камень, но, прежде чем успел перебраться на другой, мужчина, прячущийся в деревьях, нанес ему такой удар, что он упал в воду.
«Боже мой, — мелькнула у лейтенанта мысль, прежде чем он потерял сознание, — теперь-то они точно отправят меня в эту проклятую тюрьму…»
