Смирнов сел в кресло, положил дубинку на журнальный столик, придвинул к себе телефон, но звонить медлил, ожидая водочного удара. Снизошло-таки: обнаружился добрый костерок в желудке, отпустило напряженные мышцы живота, сладостно загудели суставчики.
Он набрал номер, долго слушал длинные звонки и сказал в ответ на хриплое – со сна – казаряновское "да":
– Ты мне нужен, Рома.
– Ты знаешь, который сейчас час?! – закричал возмущенный Казарян.
Смирнов глянул на часы. Было без двадцати минут час. Ответил:
– Знаю.
– Пьяный, что ли? – уже миролюбиво поинтересовался Казарян.
– Рома, моя машинка у тебя далеко запрятана?
– Так серьезно, Саня?
– Да.
– Буду через полчаса. Жди.
– И с машинкой, – распорядился Смирнов.
Через полчаса он спросил у закрытой двери:
– Кто?
– Открывай, Саня, – ответил неподражаемый казаряновский голос. Смирнов открыл, и в прихожую ввалился оживленный, энергичный, успокаивающий Роман:
– Ну, что тут у тебя?
…После того, как он в подробностях узнал, что у Смирнова, они сидели в креслах, и Казарян небрежно вертел в руках резиновую дубинку. Повертел, повертел, положил на журнальный столик, заломил за спину правую свою руку, и, задрав куртку, вытащил из-под ремня хорошо упакованный сверток:
– Держи.
Смирнов, щелкнув резинкой, размотал пластиковый пакет, гремя вощеной бумагой, раскрыл непонятное, в промасленной тряпке, раскинул на столе тряпицу и обнаружил пистолет с пятью снаряженными обоймами. Родной свой парабеллум, принесенный им в сегодняшний мир с той войны.
– С ним спокойнее, – признался Смирнов и, виновато улыбнувшись, стал тщательно обтирать тряпкой свою машинку. Ствол, рукоять, обоймы.
– Уж куда как спокойнее! – проворчал Казарян. – Теперь нам бы догадаться, зачем тебя убивают.
– Яснее ясного. "Привал странников".
– Это – повод, Саня, а причина? Ну, что тут особенного? Посуществовало недельку кооперативное кафе, оказалось нерентабельным и закрылось.
– Рентабельность не неделькой определяется. Но для чего-то оно существовало – вот это я и хочу знать.
– Знание – сила, – согласился Казарян. – Страшная сила. Выходит, ты хочешь знать такое, что лучше этого и не знать.
– И, значит, такое скверное, что для сокрытия этой скверноты без колебаний идут на убийство.
– Пойди туда, не знаю куда, найди то, не знаю что. Не нравится мне эта детская игра, Саня. Ох, не нравится!
– Я тебе не успел сказать кое-что, Рома. Я узнал гражданина Советского Союза, которого запустил в космос. Это Андрей Глотов, известный на Москве бомбардир.
– И что, от этого тебе легче или тяжелее?
– От этого мне все еще непонятней. Глотов, как раз перед моим отъездом в Среднюю Азию, был осужден за избиение, приведшее к смерти, на двенадцать лет. В конце, следовательно, восемьдесят второго года. Как тебе известно, за такие дела срок не косят. Ему бы в лагере строгого режима чалиться, а он с балконов прыгает.
– Шуточки у вас, боцман…
– Я себя бодрю, Рома. – Смирнов смотрел на Казаряна. – Тот автомобиль, который должен был увезти мой труп, увез труп Глотова. Ни шума, ни криков, ни следов – ничего не было. Сон, бред, галлюцинация. Только вот дубинка здесь. Почему увезли? Боялись? Чего? Труп ничего не скажет.
– Может, живой еще был? – перебил Казарян.
– Если и живой, то ненадолго. Оставить его – хороший шанс связать мне руки. Примитивного грабителя я выбрасываю с балкона. Длинное дело о превышении мер необходимой самообороны, гражданин под следствием, оправдывается, некогда ему "Привал" копать, да и веры ему маловато… Почему увезли труп Глотова, увезли быстро и без колебаний? Скорее всего боялись, что его опознают.
– Он же в бегах, Саня.
– Ну и что ж? В данном случае он не беглый, он – мертвый. Зачем его прятать? Я буду копать "Привал" дальше, – сказал Смирнов и тоже выпил.
– Чем я могу тебе помочь? – повторил Казарян.
– Это опасно, Рома.
– Я испугался, – зло сказал Казарян. – Но все-таки?
– Я пытался расколоть Дениса, бармена из "Космоса", твоего знакомого. И мимо…
– Ну конечно. Куда тебе, с твоими старомодными представлениями о добре и зле, на такую межконтинентальную штучку. Что тебе от него надо?
